Коган проговорил с кривой иронической улыбкой:

– А в том Великом русском халифате… это ж, помимо штатовской территории, еще и земли Канады, Мексики…

Лицо Кречета стало темнее грозовой тучи. Глаза метнули молнию, а голос прогремел, как раскаты грома:

– И так день хреновее некуда, так ты решил отравить нам и сон! Теперь будут ходить как лунатики, мечтать о потерянном… А до какого времени просчитал?

Мирошниченко помялся, сказал совсем несчастным голосом:

– До сегодняшнего дня.

В зале наступило гробовое молчание. После паузы Коломиец сказал осторожно:

– И что же?.. Где мы?

– Заседаем, – ответил Мирошниченко совсем убитым голосом. – Все так же заседаем. Только не здесь, а в Царьграде. Военный министр недавно вернулся с Марса, там строят обсерваторию, по дороге проинспектировал базу на Луне, где в условиях вакуума готовят межзвездные корабли для первого пробного полета хотя бы к ближайшей звездной системе… Дело в том, что исламский мир един. Все мозги работают не на разработку оружия, а на прогресс культуры, науки, техники…

Все смотрели то на Кречета, то снова на экран, где русское знамя родного, исконно-посконного ислама победно реяло над двумя третями земного шара, а также над Луной и почти всем Марсом.

И уже совсем неуместно прозвучал громкий голос Когана:

– Прекрасненько, прекрасненько! Но если бы князь Владимир выбрал, скажем, христианство по католическому образцу?

Все посмотрели с ненавистью, словно министр финансов был виноват в неверном выборе князя Владимира. А может, и виноват, уже тогда проклятые иудеи закольцевали великого князя, он сам иудей по матери… а Мирошниченко развел руками:

– Конечно, мы просчитали и этот вариант.

– И что же?

Мирошниченко вздохнул с такой болью в голосе, словно у него рвалось сердце:

– Все то же. Все то же!.. Наш военный министр вернулся бы с технической базы. Только не с Марса, а со спутника Юпитера. Там идет подготовка к запуску двенадцатой звездной экспедиции. Дело в том, что католицизм несколько больше, чем ислам, направлен на экспансию… Мир един, католицизм победил всех и вся, ислам и православие влачат жалкое существование. Как сейчас, к примеру, пятидесятники или староверы. Столица Московской империи в Царьграде, земли за океаном поделены с Европой в той же пропорции: северная – Великое Русское королевство, а южная часть – Испанское, Франкское, Англское…

Кречет с грохотом обрушил пудовый кулак на стол. Подпрыгнули чашки, блокноты, Коган едва успел подхватить ноутбук. Лицо президента было белым от ярости:

– Эта сраная Русь!.. Какие возможности были! Какие возможности… И так обгадиться…

Коломиец сказал торопливо:

– Да запрягаем, запрягаем.

– Только вот понять бы, – пробормотал Сказбуш, – где вожжи, где сопли…

Кречет крякнул, потер ладонями лицо, отряхнулся, словно выскочивший из воды пес, приходя в себя:

– Ладно, за работу. Теперь понятно, почему все прут в наши земли, как депутаты в буфет? От России всегда зависела судьба мира. И сейчас зависит!

В рабочий кабинет Кречета сходились уже привычно, хотя у каждого вроде бы свой роскошный кабинет, да не только кабинет, а целые здания с клерками, референтами, помощниками, что заносят хозяину хвост на поворотах, но Кречет есть Кречет: под его жестким взором надсмотрщика прямо в его кабинете горбатятся даже те, кто в своем пьянствовал бы с заместителями да ставил бы секретарш креветками.

Кречет не перестраивал свой кабинет, доставшийся от предыдущего президента, а тот в таком же виде получил от генсеков, а те, в свою очередь, мало что меняли по сути в обстановке, доставшейся от русских царей и императоров. Сами кабинеты больше походили по размерам на стадионы, до безобразия плотно заставленные мебелью из Эрмитажа, так мне показалось. Все в золотых рамах, кресла с золотыми спинками, дверные ручки и даже гвозди из чистого золота… Может быть, даже и не так, но у меня создалось такое впечатление, а я человек скептический, повидавший мир. На другого это вот все произведет впечатление, как говорится, вообще неизгладимое.