Коломиец ахнул громче:
– Как вы можете такие слова… Да это же кощунство! Так о нашей святыне? Мы наконец-то получили подтверждение… неоспоримое подтверждение!..
Коган громко молчал. На его хитрой жидовской харе было крупными буквами написано о кумранских летописях, о Библии и фараонах, о походах и битвах древнего Израиля, подлинность которого не надо доказывать подозрительными деревянными дощечками.
Забайкалов с того конца стола пророкотал неспешно:
– С точки зрения политика… гм… древние песни Оссиана способствовали подъему и даже сохранению ирландской нации. А песни древних чехов сохранили их как народ. А когда лет через двести обнаружилось, что все то подделки, то дело было сделано.
– Вот видите, – сказал Кречет довольно.
Коломиец с отвращением оглянулся на циничного министра иностранных дел:
– Как вы можете… От этого человека веет таким прагматизмом, таким отсутствием культуры и культурных ценностей!
Забайкалов буркнул:
– Брехня. Только вчера жена притащила японский торшер за полтыщи баксов! Чуть не прибил, а она: надо, мол, культуру в дом… Не объяснишь дуре, что министру иностранных дел не нужна чужая культура!
– Да и своя ни к чему, – невинно добавил Коган. – Главное, чтобы костюмчик сидел. Теперь это зовется имиджем.
Глава 4
Мирошниченко неслышно раскладывал бумаги перед Кречетом, исчезал, снова приносил целые ворохи. Глаза его покраснели, словно после бессонной ночи, кончик носа распух и побагровел, как перезрелая редиска.
– Кречет замучил? – пророкотал Забайкалов сочувствующе.
– Да нет, все нормально.
Коломиец кивнул в мою сторону:
– Это все Виктор Александрович виноват.
– Верно, – согласился Коломиец. – Ислам из кого угодно душу вымотает.
– Да нет, это не ислам. Просто пристрастился к Интернету, как к наркотику.
Забайкалов кивнул понимающе:
– Понятно. Голых баб смотришь. Там этих порносайтов видимо-невидимо! В какой баннер ни ткнешь…
Мирошниченко отрезал:
– Все, что угодно, только не голых баб.
Забайкалов удивился с неспешностью сползающего с гор Скандинавии айсберга:
– Что так?
– Да так, – отрезал Мирошниченко.
Когда он отошел на другой конец стола, раздавая листки с гербовыми печатями с легкостью опытного картежника, Коломиец наклонился к уху Забайкалова, сказал укоризненно:
– Вы уж проявите деликатность, пожалуйста! Это у него больное место.
Забайкалов удивился:
– Голые бабы? Никогда за ним не замечал…
– Да он и не был замечен… Но вот на той неделе он подзадержался на работе, то да се, потом какой-то важный материал через Интернет скачивал… А в конце там была антивирусная программа, он ее запустил, на свою голову, проверил, вздохнул с облегчением, все в порядке, вирусов нет… А в конце, когда обычно дают рекламу и предлагают купить новые программы, появилась надпись: если, мол, хотите посмотреть Ким Бессинджер обнаженной, то нажмите десять клавиш по вашему выбору и держите. Ну, у него как раз десять пальцев, нажал, держит… В самом деле, появилась блистательная Ким, говорит: если, мол, отпустишь хоть одну клавишу, то начинаю формат всего диска, а затем – перезагрузка…
Забайкалов присвистнул:
– И что же он, всю ночь на нее глядел?
– Когда утром пришли на работу, видели, как он ногой пытается вытащить шнур из розетки. Нос распух, видать, пробовал резетнуть, но вы ж знаете, какая там крохотная кнопка! Сейчас даже на женщин-депутатов смотрит зверем.
Он вздрогнул от могучего голоса Кречета:
– Степан Бандерович, все сплетничаете? Уже сообщили прессе о переменах в вашем министерстве? Русскую интеллигенцию надо ублажать, она и так всегда и всем недовольна.
– Нет еще, – ответил Коломиец виновато.