«Оставим страх».

– Прошу, – взмолилось чудовище, когда я достал пустой флакон. – Прошу…

«И п-примем ярость».

Я запустил пальцы ей между ребер. Мольбы сменились воплем, а я ухватился за сердце и вырвал его. Едва оказавшись на воздухе, орган истлел, застигнутый наконец мстительными обманутыми годами. Впрочем, я успел сцедить из него в сосуд сладкую темную кровь. Вампирша выгнула спину – время вором добралось до нее и забрало причитающееся. Один момент – и все закончилось; в красивом платье, которое так нравилось чудовищу, остались хлопья праха, не больше.

Серое и красное. Я со вздохом опустил взгляд на вампиршу, ее жалкие останки, эту девочку у моих ног, а затем посмотрел в глаза ее убийце.

– Ты говорил ей, что любишь, Дантон? Обещал вечность?

Велленский Зверь пристально смотрел на меня, цепляясь за обрубок руки и глядя на погубленных детей. Его глаза превратились в тлеющие угли.

– Страдать тебе за это, угодник. Муки твои войдут в легенды. – И, прошептав это, он превратился в облачко тумана.

«Они п-пришли днем, Габриэль».

– Знаю, – сказал я, возвращаясь к вратам Гахэха.

«К-какая-то дыра, но принц вечности рискнул и пришел сюда, п-посреди бела дня… Д-должно быть, отчаянно хотел он этого отрока отыскать, опередить других. Надо их выследить. Н-н-н-н-надо выяснить, в чем же истина, в ч-чем истина».

– Люблю, – сказал я, глядя на клинок, – когда ты трешь мне про то, что я и так знаю.

«Следовало прислушаться к Хлое, Габриэль. И тогда, и сейчас, с-сейчас и тогда. Сколького мы избежали бы, когда бы т-ты…»

– Заткнись, Пью, – предупредил я.

«В-вина на мне, как и н-н-н-н-на…»

Я вогнал Пьющую Пепел в ножны, заглушив ее голос, а ворота города тем временем распахнулись. За ними меня встречали ополченцы, девица из таверны и прочие горожане – все смотрели на меня с ужасом и благоговением. Дю Лак спустился со стены, и я взглянул на колесо у него на шее, потом – ему в глаза.

– Merci за содействие, ваша милость.

Выглядел дю Лак пристыженным, на это ему достоинства хватило.

– Мне показалось, вы владеете ситуацией…

– В какую сторону они поехали?

– О ком вы?

– В таверне прошлой ночью, ты, напудренный хлыщ, – прорычал я. – Там были невысокая женщина с копной волос. С нею священник, мальчишка… Они правда поехали на север, как собирались?

– Прошу вашего прощения, но…

– Oui, шевалье, – сказала девица из таверны, – они отправились на север.

– Merci, мадмуазель Нахия. – Я кивнул, проходя мимо. – Повторюсь, твою кровь я бы выкурил. – Взглянув наверх, на мостки, я крикнул командиру ополченцев: – Если не возражаете, капитан, я оставлю ваше огниво себе.

Седеющий муж кивнул.

– И мои благословения, шевалье. Ступайте с Богом.

– Лучше бы Он, сука, не лез не в свои дела, толку все равно нет.

Я пошел в конюшни и там прикупил, поторговавшись, седло, припасов и упряжь взамен той, которая пропала вместе с бедолагой Справедливым. Город я, наверное, покидал, потратившись чуточку сильней, чем хотелось бы, но я торопился и не стал ворчать по этому поводу.

Пьющая Пепел, может, была сломана и соображала не совсем ясно, но говорила верно: вампиры живут вечно, если умеют верно разыграть карты. Старожили редко поступают глупо, а уж опрометчиво – совсем никогда. Мне с трудом верилось, что старый вампир Дантон вот так взял и подставился. И если этот мальчишка, Диор, так важен, раз в погоню за ним пустился сын самого Вечного Короля…

Я оседлал Шлюху и во весь опор помчал из города через северные ворота. Хлоя с отрядом получили хорошую фору, так что мне нужно было спешить. Порез, которым меня наградил Дантон, постепенно затягивался, а вот ребра все еще не срослись и болели при каждом вдохе. Темное солнце слабо освещало дорогу впереди; осенний день выдался таким же блеклым, как и зимний закат.