Последняя манифестация довершила всеобщее отчаяние. Противники пруссаков и русских задумались о том, что подобной дерзости следует противопоставить нечто большее, нежели статьи в газетах и речи в венских салонах, и без колебаний стали говорить, что нужно срочно готовить войска и распорядиться ими так, чтобы сдержать честолюбцев, притязавших на своевольный раздел Европы. Больше всех волновались баварцы и австрийцы: первые – потому что упразднение столь важного государства, как Саксония, было устрашающим примером для всех государей конфедерации, вторые – потому что тесный союз Пруссии с Россией и водворение этих двух держав у подножия Богемских и Карпатских гор было самым тревожным сигналом для их безопасности.

Как ни велико было желание избежать войны и не прибегать к помощи Франции, что в случае разрыва становилось неизбежным, сейчас об этом уже следовало подумать. Лорд Каслри получил инструкции, переменившие его позицию и всё поведение. Действуя до сих пор на манер британских послов, ни во что не ставивших ганноверские интересы, дорогие скорее правящему семейству, нежели всей нации, он вовсе не считался с печалями германских государей и в вопросе Саксонии, казалось, забывал, что был послом не только английского, но и ганноверского короля. Он основывал свое поведение на предположении, что английский парламент куда больше дорожит Польшей, нежели Саксонией. Однако ему не могли позволить долго следовать подобной тактике. Принцу-регенту отправили из Вены немало писем, в том числе и принцы Кобургские – Эрнст и Леопольд. Во время последних войн они примкнули к России, служили в ее армиях, но не забыли своего долга в отношении главы дома, саксонского короля, всегда защищавшего их от Наполеона. И в эту минуту они с достойной восхищения преданностью вступились за его дело. Эрнст находился в Вене, где ежедневно давал отпор гневу и угрозам Александра, Леопольд поехал в Лондон, где готовился, по слухам, вступить в брак с принцессой Шарлоттой Английской. Оба дали принцу-регенту почувствовать, как опасно жертвовать Саксонией, и Георг, в свою очередь, настоятельно попросил Сент-Джеймский кабинет категорически приказать лорду Каслри защитить Саксонию. Приказ был отдан и дошел до Вены в первых числах декабря.

Он прибыл как нельзя более кстати. Обязав лорда Каслри переменить поведение, приказ фактически помог ему в этом, предоставив для объяснения перемены совершенно естественный мотив. Английский посланник согласился с Меттернихом в том, что нужно категорически отказаться от жертвы и выказать решимость противостоять обоим государям-союзникам всеми средствами. Князь Вреде, активный и весьма сведущий представитель Баварии, настаивал на энергичных решениях. Он, как мы уже говорили, предлагал от имени своего двора по 25 тысяч человек на каждые 100 тысяч австрийцев, и хотел, кроме того, договориться с Францией, ибо без нее баланс сил оставался равным. При равном количестве и предположительно равном качестве войск исход войны оставался неясен, а кроме того существовал риск годами безрезультатно уничтожать друг друга на глазах Франции, остающейся зрительницей конфликта, столь для нее приятного. Дабы сделать исход войны решающим, нужно было вовлечь в конфликт и ее, приняв 100 тысяч французов, которые окончат спор, напав на Пруссию через рейнские провинции или Франконию. Несомненно, следовало опасаться, что Франция запросит за помощь высокую цену, но французская миссия, хоть ее и не спрашивали, предложила помощь бесплатно, притом с величайшей настойчивостью.

Доводы, приведенные Баварией, стали решающими. Было бы безумием не принять помощи Франции, которая предлагалась бесплатно и должна была быть весьма эффективной, хотя все и делали вид, что испытывают в этом сомнения. Повсюду распространялся слух о наших вооружениях, спровоцированный Талейраном, и Вена была переполнена письмами, присланными из Парижа, в которых рассказывалось о том, что там происходит. Письма говорили о внутреннем состоянии Франции и о недовольстве, возбужденном политическим курсом Бурбонов, но все они, упоминая дурные настроения армии, добавляли, что сама армия значительно увеличилась, никогда еще не состояла из лучших солдат и при применении вне страны будет столь же грозна, как в дни самой блистательной славы. Письма, адресованные русским и пруссакам, были менее благожелательны в отношении Франции, а особенно в отношении Бурбонов, но те, что исходили от Веллингтона и Винсента, послов Англии и Австрии, хоть и признавали политические ошибки династии, в один голос хвалили французскую армию и прекрасное состояние наших финансов, быстрое восстановление которых казалось необъяснимым.