Оставалась кавалерия, которой так недоставало в начале кампании, что и было одной из причин, побудивших Наполеона подписать перемирие. В корпусах Латур-Мобура и Себастиани к 1 июня числилось не более 8 тысяч всадников. Можно было получить еще 4 тысячи со сборных пунктов Бурсье и около 28 тысяч из Франции: их подводили Лебрен и Арриги. Да только в числе последних было несколько тысяч спешенных, для которых требовалось раздобыть лошадей. Волнения, вспыхнувшие на левом берегу Эльбы вслед за восстанием ганзейских городов, нанесли большой урон восстановлению кавалерии. Наполеон приказал возобновить процесс и включил статью на этот предмет в договор об альянсе с Данией. По этому договору Франция обещала содержать 20 тысяч солдат действующих войск в Гамбурге для содействия обороне датских провинций, а Дания обязывалась предоставить Франции 10 тысяч пехотинцев и 2 тысячи кавалеристов на жалованье французской казны и послать 10 тысяч лошадей при условии оплаты наличными деньгами. Помимо возобновления закупок в Ганновере это был еще один ресурс для восстановления кавалеристов, прибывавших из Франции пешим ходом. Наполеон был уверен, что через два-три месяца ему удастся собрать почти 40 тысяч кавалеристов всех родов войск, не считая 10–12 тысяч конников гвардии и 8—10 тысяч всадников союзников, что составило бы в целом 60 тысяч кавалеристов. Он придал всем армейским корпусам по 2 тысячи человек легкой и линейной кавалерии для разведки, а из остальных сформировал, по своему обыкновению, резервные корпуса. К этим приготовлениям Наполеон добавил приготовления, касавшиеся артиллерии, и отдал распоряжения о том, чтобы она могла привести в движение тысячу полевых орудий.
Таким образом, Наполеон надеялся располагать 400 тысячами человек без учета гарнизонов на линии Эльбы, укрепленной опорными пунктами, а также 20 тысячами в Баварии и 80 тысячами в Италии, что должно было довести его ресурсы до 500 тысяч человек действующих войск и до 700 тысяч, включая солдат, не присутствовавших на линии. Чтобы достичь таких огромных цифр, Наполеон и согласился на перемирие, которое позволило союзникам ускользнуть от преследований и, к сожалению, значительно увеличить силы. Вопрос был в том, смогут ли союзники воспользоваться перемирием для создания новых ресурсов столь же успешно, как Наполеон. Правда, союзники не обладали его гением, на что он и возлагал надежды, но они обладали страстью – единственным, что может заменить гений, особенно когда страсть пламенная и искренняя. Наполеон, вовсе ее не учитывавший, надеялся, что время послужит ему лучше, чем его врагам, и потому вкладывал столько сил в умелое его использование.
Отправленный Меттерниху 15 июня ответ был истолкован так, как и следовало ожидать. Умный австрийский министр прекрасно понял, что когда из сорока дней, оставшихся для переговоров о всеобщем мире, теряют сначала пять для ответа на учредительную ноту посредничества, а потом еще несколько дней – на решение формальных вопросов, следует заключить, что к мирному решению прийти не торопятся. Правда, могло статься, что Наполеон откроет свои замыслы в последнюю минуту; исходя из таких соображений, Меттерних не терял надежды на мир. Государи Пруссии и России горячо желали встречи с императором Францем в надежде окончательно привязать его к тому, что они называли европейским делом. Но Франц полагал, что положение отца и посредника обязывает его соблюдать крайнюю сдержанность в отношении государей, ставших неумолимыми врагами Франции, и не хотел с ними видеться до тех пор, пока ему не придется объявить войну Франции.