Монтион нашел семью старых государей еще более опечаленной, чем накануне, еще более встревоженной участью князя Мира, еще более удрученной своим одиночеством, еще более раздраженной триумфом Фердинанда VII и, вследствие этого, еще более расположенной броситься в объятия Франции. Мысль о протесте, способном вернуть им власть или отомстить за себя, была принята с воодушевлением. Карл IV тотчас выказал готовность подписать протест.

Мюрат, уверенный, что сможет располагать старыми государями по своему усмотрению, решил воздействовать и на Фердинанда VII, чтобы убедить его не принимать пока корону, провести коронацию как можно позже и отложить на время торжественное вступление в Мадрид. Мюрат думал, что чем меньше Фердинанд VII пробудет королем, тем вернее сбудутся его надежды. Кроме того, он желал добиться от Фердинанда еще одного, неотложного, решения. Думая об отъезде в Андалусию, князь Мира приказал испанским войскам вновь пересечь португальскую границу, чтобы дивизия Таранко вернулась в Старую Кастилию, а дивизия Солано – в Эстремадуру. Последняя уже приближалась к Мадриду и могла стать причиной столкновений, противных целям Мюрата, который отлично понимал, что дела в Испании нужно вести с помощью ловкости, а не силы. Но приказ испанским войскам совершить попятное движение мог отдать только сам Фердинанд.

Мюрат отправил к нему Богарне, которому, зная о его привязанности к Фердинанду, не особенно доверял, но в котором предполагал больше тонкости, чем способен был проявить в политическом заговоре этот честный и неуклюжий посол. Мюрат просил использовать всё влияние на Фердинанда VII, чтобы убедить его не вступать в Мадрид, приостановить свою вновь обретенную королевскую власть до решения Наполеона и отвести испанские войска. Богарне, уступив просьбам, тотчас отбыл в Аранхуэс, чтобы сделать если не всё, то хотя бы часть того, чего так желал Мюрат.

Прибыв к Фердинанду, он прежде всего с обыкновенной своей настойчивостью просил его отослать испанские войска на их первоначальные позиции. Не имея еще при себе двух своих главных доверенных лиц, каноника Эскоикиса и герцога Инфантадо, сосланных слишком далеко от Мадрида, Фердинанд призвал отцовских министров Севальоса и Кабальеро и, посоветовавшись с ними, приказал генералу Таранко и маркизу Солано вернуться в Португалию или хотя бы остановиться на границе этого королевства в ожидании новых инструкций. Выполнив первую часть поручения, Богарне, то ли не вполне понимая намерения Мюрата, то ли не желая считаться с ним, стал убеждать Фердинанда, что нужно любой ценой обрести благосклонность Наполеона, а для этого он должен выступить ему навстречу, броситься в его объятия, просить его дружбы и защиты; что чем скорее он совершит подобный демарш, тем быстрее обретет уверенность в своей власти; что лучше всего ехать немедленно; что ему не придется проделывать большой путь, ибо он встретит Наполеона по дороге; и что в Мадрид ему нужно идти только для того, чтобы как можно скорее пересечь его и попасть в Бургос или в Виторию.

Богарне советовал от чистого сердца, не подозревая, что способствует, со своей стороны, как Мюрат со своей, изобретению ловушки, в которую принц вскоре попадется. Фердинанд VII не отверг его совета, но отложил решение до прибытия своих доверенных лиц, без которых не желал предпринимать ничего важного. Из советов Богарне он принял только то, что подходило ему в то время: решил покинуть Аранхуэс и тотчас отправиться в Мадрид, объявив о своем торжественном вступлении в столицу 24 марта.

Отбыв ранним утром 24-го из Аранхуэса, Фердинанд вышел из кареты у мадридских ворот Аточа, сел на коня и в окружении придворных офицеров въехал на широкую улицу Алькала под приветствия огромной толпы. Хмельное от радости население высыпало на улицу и прильнуло к окнам, женщины бросали цветы, мужчины устилали плащами дорогу перед молодым королем. Иные, потрясая кинжалами, клялись умереть за него, ибо эти пламенные души смутно ощущали надвигающуюся опасность. Коварный, злобный, столь мало достойный любви принц был в ту минуту окружен такой же любовью, какую получил от римлян Тит, а от французов Генрих IV. Он был отрадой Испании, которая не догадывалась ни о своем, ни о его будущем.