– Я вот все равно не пойму, милорд…

– Что именно, госпожа Лиззард?

– Вы же командовали солдатами. Армиями. Теперь учениками и преподавателями…

– И вас интересует, почему я позволил прислуге сесть мне на голову?

– Именно.

– Вам известно, что делают с солдатом или офицером, не выполнившим приказ?

– В военное или в мирное время? – не могла не уточнить я.

Надо мной раздался довольный хмык.

– Значит – известно… От гауптвахты – до казни… В зависимости от ситуации. Это там, где мне все понятно. А дома, я могу или гневаться – но повод нелепый, – или уволить всех… И тогда искать еще кого-то. Экономок, кстати, за год я сменил семерых.

– А что так?

– Все никак не мог объяснить, что обо мне нельзя сплетничать. Особенно с посторонними. И не надо сливать информацию обо мне в газеты. Тем более явно выдуманную. И не стоит устраиваться на работу, чтобы получить допуск в мой дом и попытаться пристроить свою девственную титулованную родственницу в мои жены…

– Серьезно? – рассмеялась я.

– Этим как раз пыталась заниматься предпоследняя экономка.

Я уже хохотала в голос.

– Вот вам смешно, а если бы у меня была хоть мало-мальски приличная репутация, эта история ее бы уничтожила.

– А я всегда считала, что вопросами репутации больше озабочены дамы.

– Не без этого, но, согласитесь, когда все тебя обсуждают и хмыкают у тебя за спиной – в лицо мне это делать никто не рискует… – приятного мало.

– Согласна… Противно.

– Хотя, если вспомнить о моем происхождении, я, наверное, должен был уже привыкнуть.

– Наверное, все равно хочется, чтобы люди оставили тебя в покое.

– Именно так.

– А что с вашей последней экономкой? Та, которая собрала вещи в тот день, когда мы познакомились?

– Сдала информацию в газеты о… подробностях моей личной жизни.

Я так поняла, что его лирические отношения с некой графиней стали достоянием народа…

– А кто был до этих двух? Последних.

– Летом… Девочка, молоденькая совсем. Из всех самая приличная была. Забыл ее имя. Вера? Ника… Вероника ее звали.

– Как? – Собственное имя резануло сердце плохим предчувствием.

– Стойте, вас что, зовут так же? – удивился он. – А я сперва и не обратил внимания.

Я хмыкнула тихонько, отмечая замечательное свойство милорда – крайнее невнимание к окружающим его людям.

– Есть такое, – словно прочитав мои мысли, пророкотал вельможа. – Я плохо запоминаю все, что не относится к службе. Вот военные операции. Или обучение кадетов…

– Или дороги, которые находятся под вашим личным контролем, – вставила я.

– И дороги тоже… – в голосе за спиной послышалась усмешка. – А все мелочи вокруг… Я запоминаю плохо.

– Так что случилось с вашей летней экономкой? – спросила я. – Той, что была самой приличной?

– Да… Я же о ней заговорил. Госпожа Вероника попросту исчезла – ушла, не сказав никому ничего. Правда, я накануне разгневался на нее… Думаю, она испугалась этого и ушла.

– Вы настолько страшны в гневе?

– Да, – отрезал он холодно. И я поняла, что тема и серьезная, и ему лично очень-очень неприятная.

– Простите, – сочла за благо сказать я, про себя подумав, что надо бы выяснить причину его гнева, чтобы не оказаться в подобной ситуации.

– Ничего. Мы, кстати, уже прибыли.

Разговор заставил забыть меня о способе передвижения и о собственном страхе.

– Так. Давайте мне руки – скрепите их над головой, – я вас ссажу. Так же в обратном порядке. Вот так, хорошо.

Я почувствовала под ногами твердую землю – и обрадовалась. Потом поняла, как сильно болит пятая точка. С трудом удержала от того, чтобы со стоном облегчения не растереть ее, плюнув на приличия и присутствие вельможи.

Прошла вперед. Так! Идти ровно! Обнаружила большую поляну в окружении деревьев – за ней были величественные башни серого замка. Академия. Вблизи она смотрелась совсем по-другому.