Застыли тени в зловещем свете лампады. Не шелохнутся в гнетущей тишине, сквозь которую ушли слова с загадочным шлейфом. Может, застыло и само время, как свидетельство редчайшего действа, творящегося под сводом необыкновенности.

– Что видишь ты? – спросил, наконец, Чен-сян, видя в этом слепце, что ни на есть, самого зрячего из всех.

– Обречённость империи. Обречённость этого города. Смерть витает над этой землёй. Но ведь и вызвали сами… – и замолчал оракул, в словах которого и открылся неведомо неотвратимый рок.

У двери слова провидца заставили обернуться его:

– В твоей судьбе предопределённость встречи с этим человеком.

Миновав лабиринты Яньцзиня, убогие окраины столицы, сиротливо примкнувших к центральной части, экипаж, то бишь носильщики, наконец-то вывернули на основную улицу, ведущую к рыночной башне. Предзакатным днём ощущалось оживление, большой оживление, нежели в тех местах, где он только что побывал. По большей части служащие возвращались домой, дабы на утро вернуться опять к делам государственных важностей, к делам империи, участь которой он вдруг посчитал предрешённой. «Уж слишком много вас развелось. Лучше бы пополнили войска императора. Бездарного императора, расплодившего всяких продажных чиновников», – зло подумал он. Не знал он значения того, что случилось с ним вдруг, будто охватило какое-то озарение, мрачное озарение, но увидел он другую картину перед собой. Что-то заложенное далеко изнутри, будто выждало своего часа и проявилось то ли галлюцинацией, то ли провидением. Быть может, все эти страхи недавних дней или вот эта неожиданная злость, или вот эта встреча с оракулом из лабиринтов и явились неким толчком к пробуждению неведомых возможностей. Он увидел ясно предопределённую участь этих людей. Неотвратимая смерть – как грозно нависший рок. Пожарище и груды тел. И смрад. И ворон стаи. Неужели та самая предопределённость? Чёрное дно глубокой впадины. Чёрный зигзаг реки-времени.

Пекин пережил и такие времена.

Он постарается, изо всех сил постарается предотвратить встречу с этим человеком. Надо убедить императора провести очередной рейд в северо-западные степи. На этот раз экспедицию небывалую по своей жестокости.

«Смерть витает над этой землёй. Но ведь и вызвали сами…» – зловещим отзвуком раздались те самые слова оракула, как напоминание о том, что и вызвали грядущую бурю сами же чжурчжени. И надо было с незапамятных времён, будучи сами кочевниками, совершать набеги в северо-западные степи? И надо было, будучи империей, посылать войска, даже через каждые три года, уничтожать племена степей лишь ради того, чтобы приуменьшить их, дабы этим и обезопасить империю Цзинь. И надо было казнить их предков, вождей племён да ханов, пригвоздив к деревянному ослу, дабы устрашить эти племена северо-западных степей? И вот оно возмездие, о котором и не подозревает бездарный император, как и всё нынешнее государство с его продажными чиновниками. Что-то не зря этот вертлявый принц Вень-ян якшался с этим смотрителем каравана дани. Чересчур уж хитёр да умён тот степняк. Он постарается…

Дано ли щепке удержаться против мощного течения, против волны гиганта цунами?

6

«Наверное, если бы держава Дария не была полностью покорена Александром Македонским, то персидские авторы того времени с удовольствием писали бы о миллионных македонских армиях. Между тем армия Александра Великого никогда не превышала пятидесяти тысяч человек, и количественно значительно уступала персидской, в той же мере превосходя её качественно. С полным основанием этот вывод можно отнести и к монгольской армии», – российский писатель, историк, педагог Доманин Александр Анатольевич. «Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники».