В 1954 г. группа чернокожих школьников в Топике (штат Канзас) снова подняла этот вопрос^>29. За прошедшее время многое в Соединенных Штатах изменилось (например, многие чернокожие погибли за родину в недавней войне), и сегрегация многим людям казалась намного более порочной, чем это было во времена дела Плесси. Тем не менее штаты, практикующие сегрегацию, яростно сопротивлялись интеграции, особенно в школах. Их юристы доказывали, что, так как дело Плесси – это решение Верховного суда, данный прецедент должен уважаться. Но в этот раз суд вынес решение в пользу чернокожих истцов. Решение оказалось неожиданно единогласным, хотя это и было куплено ценой мнения, написанного главным судьей Эрлом Уорреном и бывшего во многих отношениях компромиссным. Он сразу не отвергал формулу «отдельные, но равные» и вместо этого опирался на спорные социологические данные о том, что школы, сегрегированные по расовому признаку, не могут быть равными уже по одной этой причине. Нигде не было прямо сказано, что суд отменяет решение по делу Плесси. Было заявлено одно: если нынешнее решение несовместимо с делом Плесси, то последнее отменяется. В практическом плане самым важным компромиссом была формулировка средства судебной защиты, которую получили истцы. Она не приказывала немедленно десегрегировать школы южных штатов, но только (эта фраза стала символом лицемерия и оттяжек) «со всей разумной скоростью»^>30.

Решение было очень спорным, последовавший процесс интеграции – медленным, и для значительного прогресса потребовалось намного больше юридических, политических и даже физических битв. Критики утверждали, что сегрегация, сколь бы предосудительной она ни была с точки зрения политической морали, не является неконституционной^>31. Они указывали, что слова «равная защита» сами по себе не решают, запрещена сегрегация или нет, что те конкретные конгрессмены и государственные деятели, которые разрабатывали, принимали и ратифицировали четырнадцатую поправку, хорошо знали о сегрегированном образовании и явно думали, что эта поправка оставляет его совершенно законным и что решение суда в деле Плесси является важным старинным прецедентом и не должно быть легко отменено. Это были аргументы о должных основаниях конституционного права, а не о морали или исправлении ситуации: многие из высказывавших их соглашались, что сегрегация аморальна и что Конституция была бы лучше, если бы запрещала ее. И аргументы тех, кто соглашался с решением суда, не были аргументами о морали или исправлении ситуации. Если Конституция как юридический документ не запрещала расовую сегрегацию, то решение в деле Брауна было неявной поправкой к Конституции, и мало кто из сторонников этого решения считал, что они поддерживают такую поправку. В этом деле, как и в других рассмотренных делах, спор шел по поводу вопроса о праве. Или так кажется на основании мнения Уоррена, и так казалось тем, кто боролся за или против него.

Ранее в этой главе я описывал точку зрения «простого факта» на право. Она состоит в том, что право зависит только от простых фактов истории, что единственными осмысленными разногласиями по поводу права являются эмпирические разногласия о решенном юридическими институтами в прошлом, что названное мной теоретическими разногласиями иллюзорно и может лучше быть понято как спор не о том, каково право, а о том, каким оно должно быть. Приведенные мной дела представляются контрпримерами к точке зрения «простого факта»: споры в них кажутся спорами о праве, а не о морали, верности закону или исправлении ситуации. Поэтому можно сформулировать вызов точке зрения «простого факта»: почему она настаивает на том, что тó, что кажется, – всего лишь иллюзия? Некоторые философы права дают удивительный ответ: по их мнению, теоретические разногласия об основаниях права должны быть притворством, поскольку само значение слова «право» делает право зависящим от некоторых конкретных критериев, и любой юрист, который отвергает эти критерии или бросает им вызов, говорит противоречивую бессмыслицу.