Конечно, мы вели разъяснительную работу, открывали избы-читальни, устраивали курсы ликбеза, посылали агитаторов, да и вернувшиеся с фронта односельчане многое могли рассказать и рассказывали о событиях в большом мире. Но мы физически не могли охватить все деревни и постучаться в каждую избу на всей нашей необъятной территории.

Да и русский крестьянин (впрочем, как и любой другой), с одной стороны, личность весьма консервативная и недоверчивая, а с другой – простодушная и наивная, словно ребенок малый. И при этом человек он предельно практичный и очень конкретный, чуждый высоких материй и рассуждений о чести, долге и нашей исторической миссии, но зато имеющий неизбывную тягу к простым решениям. Типа взять все да и поделить.

По сто десятин каждому.

Проводить выборы в таких условиях было чрезвычайно опасно и рискованно. Но могли ли мы не проводить эти выборы? В теории – да. И многие меня убеждали так и поступить. И Ольга, и глава правительства Маниковский, и многие другие. Но, беря летом прошлого года всю полноту фактически самодержавной власти в свои руки, я обещал ввести в Империи Конституцию не позднее чем через три месяца после окончания Великой войны, а выборы провести через полгода после введения Конституции. А монарх, который не держит свое слово, это как бы моветон.

Конечно, все это романтические благоглупости, и, если бы мне потребовалось, я бы нашел сто пятьдесят причин этого не делать вот прямо сейчас. Но в том-то был и вопрос, что мне выборы нужны были именно сейчас, именно в этот острый момент нашей истории.

И тому был целый ряд причин.

Во-первых, к октябрю должен был быть завершен земельный передел. Кого-то его итоги устроили, но многих – нет. В деревне все лето и осень копился очень опасный потенциал негатива, который в любой момент мог вылиться в тот самый русский бунт, который бессмысленный, но предельно беспощадный. И я предпочитал дать этому негативу возможность реализоваться через парламентские и местные выборы, чем через погромы и поджоги. Да, это была крайне рискованная операция, ведь выбрать могли всяких болтунов-леваков, которые так начнут трясти Империю, что бунты в отдельных деревнях покажутся детским утренником. Но так был определенный шанс на то, что выборы отвлекут на себя внимание, потом какое-то время будут ждать каких-то результатов, а это не месяц и не два. Пока избранные депутаты доберутся до Москвы из своих Владивостоков, пока то, пока се, а там уже Рождество и зима. В общем, есть шанс до весны задержать поднимающуюся волну массовых бунтов, а там, глядишь, и что-то сможем и успеем сделать. Главное сейчас – не допустить разгула бунтарской стихии уже этой осенью.

Во-вторых, моя популярность в народе все еще довольно высока, а что будет к весне – неизвестно. А моя популярность – это голоса на выборах за те партии, которые ориентируются на мой курс, на Освобождение и прочее Служение. Так что, если сейчас есть какой-то шанс взять приличное количество мест в парламенте и протянуть не самую плохую для нас кандидатуру премьер-министра, то вот весной все может быть совсем плохо.

В-третьих, меры по борьбе с пандемией «американки» позволили нам вводить весьма серьезные ограничения на массовые собрания и прочие митинги, чем мы затрудняли агитационные возможности прочих партий, но при этом вся мощь МинИнформа и гений графа Суворина работали на результат нужных нам партий.

В-четвертых, сама пандемия весьма здорово отвлекала общественное внимание от выборов и прочих проблем, а МинИнформ не скупился жирно мазать черной краской ситуацию с «американкой» в Европе, и в особенности в США и Мексике. На этом фоне усилия российских властей и лично царя-батюшки смотрелись весьма выигрышно, а всякие «эксперты» (прости господи!) очень хвалили меня лично, Императорскую Службу Спасения и особо благословенную императрицу Марию за ту неустанную работу, которая уже позволила спасти тысячи и тысячи жизней верных русских подданных. Ну, и так далее, что обычно втирают электорату в таких вот случаях.