Однако все не сводится к цифрам – для людей, о которых идет речь, уникальна каждая смерть. Тем не менее в намерениях преступников четко прослеживается фундаментальное различие. Нацисты не просто мирились с массовой гибелью людей в попытках достичь какой-либо другой цели, но уничтожение миллионов и было их целью; они систематическим образом осуществляли запланированное, чего, за некоторыми исключениями, не делал ни один другой режим. Советская сеть лагерей принудительного труда в рамках системы ГУЛАГа в некоторых отношениях напоминала систему концентрационных лагерей при Гитлере, но ничего похожего на нацистские лагеря смерти не существовало ни в сталинском Советском Союзе, ни в маоистском Китае. Из 18 млн заключенных, прошедших через систему ГУЛАГа с 1930 по 1953 г., когда умер Сталин, погибли около 1,6 млн. Такое количество погибших во многом объясняется длительным существованием системы ГУЛАГа; однако, как показывает сам процент смертей среди заключенных, общего плана их уничтожения не существовало. Стоит обратить внимание и на другие различия. В нацистской Германии в кампаниях массовых убийств принимало непосредственное участие гораздо большее число преступников, чем в сталинском СССР, где подобные операции проводились почти исключительно карательным аппаратом, главным образом силами НКВД. Массовое убийство детей нацистским режимом особенно наглядно демонстрирует различия между режимами. Ничего аналогичного преднамеренному и беспощадному убийству миллионов детей нацистами нельзя обнаружить ни в одной кампании массовых убийств XX в. За очевидным исключением истребления польской интеллигенции и убийства посредством голода пленных красноармейцев, уничтожение детей в огромных масштабах (и часто в непропорционально большом количестве по сравнению со взрослыми жертвами) было характерной чертой всех программ массовых убийств, рассмотренных в этой книге{14}.

Очевидно, что у массовых убийств 1939–1945 гг. была своя предыстория. Что заставило национал-социалистов (самое радикальное политическое движение, приходившее к власти за всю историю Европы эпохи модерна) поверить, что они имеют право уничтожить такое количество людей? Они были убеждены, что некоторые группы людей с определенными характеристиками (религиозными, культурными, расовыми или физическими) в силу своей природы стоят ниже других. Конечно, этот тезис выдумали никоим образом не сами национал-социалисты. Однако в их случае эта расистская идеология вошла в резонанс с крайней формой этнического национализма, направленного не только вовне, но и внутрь – будь то против политических противников или людей, считавшихся антисоциальными или ленивыми, вроде цыган синти и рома, а в особенности против евреев, – и с радикальным желанием преобразовать общество в соответствии со своим видением. Таким образом, конечной идеологической целью нацистского движения было обеспечение гегемонии того, что оно полагало очищенным, расово высшим национальным и этническим сообществом. Мысль отвергнуть нацистскую идеологию как заведомо абсурдный продукт параноидального бреда, псевдонауки и «кризиса смыслов» заманчива. Однако, с точки зрения тех, кто ее создавал и пропагандировал, нацистская расовая доктрина отнюдь не была иррациональной. В контексте войны национал-социалисты разработали свою собственную неумолимую логику массовых убийств{15}.

Хотя у идеологии национал-социализма было много истоков и влияний, одновременно она являлась плодом конкретных обстоятельств. Замедленное, или запоздалое, формирование в Германии национального государства повлияло на германские представления о гражданстве и принадлежности к нации. Ключевым оказывается тот факт, что идея нации появилась здесь раньше единого государства. Немецкие представления о неизменной национальной территории могли сформироваться только после объединения Германии в 1871 г. Запаздывая также и в качестве колониальной державы, Германия в гонке за колониями значительно отставала от своих основных европейских соперников – Великобритании и Франции. Поэтому зарубежные немцы, проживающие в далеких странах, стали для этнонационалистических (