– Это для нас, когда мы завтракаем. – Словно прочитал его мысли Беренг, – Столовая в другой комнате, она немного больше кухни.

Беренг предложил кофе. Нахим согласился на кофе с молоком без сахара. Он сел за стол, ожидая угощения. Его внимание привлекла книга с закладкой на середине. Нахим подвинулся ближе и пока Беренг был занят приготовлением кофе, он разобрал текст на корешке и неприятно поморщился. «Как можно читать Берроуза утром?» – подумал Нахим, почувствовав привкус сигареты во рту – «Тем более, Завтрак. Так совсем аппетит пропадёт».

Они сидели друг напротив друга. Кофе остывал. Нахим смотрел на руки Беренга – никогда не знавшие труда руки. Труд был не для них, он был им противопоказан и окажись сейчас обладатель этих пухловатых пальцев-сосисок где-нибудь на заводе перед станком, сдавалось Нахиму, что не все они остались бы на местах. «Но ведь такие, не видевшие труда руки и владеют руками тех людей, для которых труд – есть норма деятельности» – думал Нахим – «И так было всегда. И так будет всегда. И эти руки, чтобы оставаться такими же белоснежными, чистыми, с ровно подстриженными ногтями будут продолжать искать другие руки, которые со временем покроются мозолями, ранами, грязью».

– Ты женился? – Теперь уже Нахим сказал, чтобы что-то сказать.

– Да, мой дорогой, всё меняется. Вот и я изменился и решил стать примерным семьянином.

«И жить торопится. И чувствовать спешит». И снова Нахим ощутил привкус сигареты.

– Всё для семьи. – Неестественная улыбка появилась на лице Нахима.

– Стараюсь. – Растерянно ответил Беренг.

Он почувствовал себя неуютно в собственной квартире, на собственной кухне, сидя на собственном стуле и держа собственную чашку с кофе. На мгновение все эти предметы вокруг, сами стены, стали чужими. Глаза Нахима смотрели с укором, скрываемые за иронией слов. «Как легко он это делает» – думал Беренг, ерзая на стуле, как абитуриент перед экзаменационной комиссией, и так нелепо было сидеть с чашкой кофе и в пижамном одеянии перед экзаменаторами. Было неловко, но лишь на мгновение. Ведь он уже давно изменился и стал примерным семьянином.

– А где все? – Нахим окинул взглядом кухню, будто этим помещением ограничивалось жилье Беренга.

– Уехали. Сейчас же каникулы. – Он замер, будто вспоминал что-то – Жена увезла их на море.

– А ты?

– А я работаю.

– И сейчас?

– Боюсь, что да. Я ведь хочу рассказать тебе о проекте, который изменит нашу жизнь. Круто её изменит.

– Тогда расскажи мне об этом проекте. – Он вновь шёл по пути покорности.

Нахим окинул комнату взглядом ещё раз. Рассеянность застряла в его глазах. Он видел в центре потолка прекрасную люстру с вензелями из тонкого металла, дубовый фасад кухонных ящиков, массивную столешницу из мрамора, плитку на полу, словно перенесенную из дворца Меньшикова. И в то же время он не видел всего этого. Перед глазами стоял балдахин занавеса, холодная стена прижималась к спине, руки, эти не знавшие работы руки, которые были везде одновременно, темнота, страх перед опасностью быть обнаруженными, сдавленный крик, вовремя пресеченный, тишина и молчание, избегание смотреть в глаза, потолок в сумраке, сигарета, сон.

– Ты слушаешь? – вернул его обратно голос Беренга.

– Конечно. – Нахим кивал и одновременно схватился за чашку, едва не расплескав содержимое. – Какая красивая.

– Английский фарфор. – Объяснил Беренг. – Если тебе нравится, я подарю тебе комплект. У меня есть ещё один.

– Не нужно. Вдруг разобью – будет больно это видеть. – Поспешил промямлить Нахим. – Вернёмся к делу.

– Да, разумеется. Вернёмся к схеме, которую я описал.