– Конечно, хранительница, – ответил Роц и встал вместе со мной, – Вас проводить в Ваши покои?

– Нет, благодарю, – ответила я и вышла из комнаты.

Эти раны не дают мне покоя. Они болят не сильно, но навязчиво. Еще и этот рыцарь позвал ее к себе. К физическим ранам сразу примешиваются и душевные. Кто бы, что не говорил, а я ему не верю.

Хотя, признаться честно, нам выделили достойные покои. Большие кровати, шелковые одеяла, изящная мебель, хотя ее и не много: три стула и один стол. А еще камин, в котором бился небольшой клочок пламени. Его зажгли вечером, когда мы только сюда пришли. Как же долго прислуга его разжигала. Я уже хотел предложить им свою помощь.

Я лежу на мягких перинах среди пуховых подушек. У меня даже дома не такая кровать. Она всем своим видом призывает тебя окунуться в царство грез. Однако сна нет ни в одном глазу. То ли от ран, то ли от беспокойства за Сумеречницу. Хотя если бы что-то случилось, она бы меня позвала.

Мне начал вспоминаться тот день, когда меня сбили на землю. Все, что происходило после падения, было будто во сне. Я практически ничего не помню. Помню только, как очнулся вечером в платке. А еще обрывками тот бой с сатиром. Да, я тогда хотел наброситься и загрызть его. Но силы оставили меня. Я хотел встать и прийти на помощь, но вскоре понял, что это бесполезно. Я смог только поджечь траву.

Теперь я вспомнил заклятие, лишившее ее колдовства. Как я и думал, она не говорила с сатирами. Это сделал я. Только это ничего мне не дало. Сатиры умеют только навеивать сон с помощью своих флейт, не более. О том заклятии, которое я им описал, они ничего не слышали.

Я сел в кровати и начал вслушиваться в ночную тишину дома. Что-то они долго общаются с Роцом. Сумеречница не думала вести с ним долгий диалог, поскольку хотела отговорить того от похода. Я уже было хотел отправиться на ее поиски по этому особняку, как услышал в коридоре знакомую мне поступь. Она шла одна, а потом послышался шум открывающейся и затем закрывающейся двери. Теперь я выдохнул с облегчением и опять откинулся на подушки.

Меня в последнее время стало очень страшно за нее. Каждый раз, когда Сумеречница идет в бой, я хочу быть рядом и защищать ее. Труднее стало переносить то, что она уходит куда-то одна, и еще тяжелее, когда она уходит с кем-то другим. Невыносимая тоска начала съедать меня изнутри. Я не понимаю, что происходит. Скорее даже понимаю, но так не должно быть.

Эти горы больше напоминали каньон и сильно отличались от долины, где мы были раньше. Поразительно резко сменился ландшафт. Ехать верхом тут было крайне проблематично, поскольку лошади поскальзывались на камнях, но делать было нечего, и мы медленно продвигались по узким горным дорожкам. Драконы все пыхтели и стремились взлететь ввысь (или просто изменить облик, поскольку когти не скользили по каменистой поверхности, чего нельзя было сказать о копытах), но я им запретила: нельзя было привлекать внимание.

По всей видимости, буря пришла. С самого утра дул сильный холодный ветер. Небо было затянуто серыми густыми тучами. В воздухе явно чувствовалось приближение зимы. Вот-вот и должен был начаться снегопад.

Роц взял с собой пятерых всадников. У меня же было девять солдат на ложных драконах. Из-за холодного ветра мы были вынуждены взять из деревни арафатки, от чего все солдаты выглядели почти одинаково. Во главе всей процессии ехали мы с Роцом.

– За поворотом стоят мои люди, которых я оставил следить за передвижением старца, – сквозь ветер, который дул нам в лицо, прокричал мне рыцарь.