Римский характер этого общества проявлялся во всех государственных структурах и ведомствах, со времен Августа подчинявшихся лишь одному человеку – императору. Ниже мы еще подробно рассмотрим такой важный аспект, как централизация власти в руках одного человека. Римская природа оставалась основополагающей вплоть до 1453 г., когда турки-османы взяли Константинополь, но совершенно очевидно, что к тому времени «средневековая Римская империя» сильно изменилась с IV в. Так, начиная с VII в. мы больше не говорим о территориях, административное устройство которых опирается на сеть городов, а скорее об империи «деревень» и крепостей (kastra)[59]. Впрочем, именно с деревень (chôria) взимался базовый земельный налог. Современные исследователи единодушны в признании высочайшей эффективности фискальной системы Византии, которая была необходима для содержания армии, вознаграждения придворных сановников и многочисленных чиновников, в особенности из ведомств центрального управления – секретов. Известно, например, что служба геникона (génikon), иначе говоря финансовое и налоговое ведомство, пользовалась общим земельным кадастром. Также сохранились трактаты по измерению земли с целью установления налоговых ставок – настоящие учебники для налоговых чиновников[60]. Даже тогда, когда империя была на краю гибели, правители не выпускали налоговый контроль из своих рук. Кроме налогообложения у чиновников и императоров был еще один не менее важный козырь – устойчивая денежная система. В отличие от христианского Запада, в Византии, помимо серебра и бронзы, на протяжении большей части Средневековья продолжали использовать золото. Константин (306–337) ввел в обращение солид, по-гречески – номизму, золотую монету, которой было суждено оставаться стабильной вплоть до середины XI в. – удивительный факт в экономической истории. «Cредневековый доллар», по выражению Роберто Сабатино Лопеса, одновременно демонстрировал и обеспечивал экономическую мощь империи.

Вторая составляющая триады – греческие язык и культура. Логика становится очевидной при взгляде на территории, занимаемые империей в Восточном Средиземноморье. Греческий язык в этих землях был основным языком общения, а в классическом и позднем Риме на нем говорили аристократы. В VI–VII вв. происходит эллинизация римского государства, поэтому греческий становится государственным языком, иными словами, языком власти во всех землях кроме Лация, что нельзя не считать значительной переменой. Несмотря на это, в повседневных практиках империя была многоязычной, потому что на ее территории проживали самые разные сообщества и народы. Полиэтничность – еще одна неотъемлемая черта Византии. Однако официальное одноязычие все же отдавало первенство греческому, а следовательно, выдвигало на первый план древнюю культуру, стоящую за ним. Различие между представлением об истинной цивилизации, с одной стороны, и варварством – с другой, уже устоявшееся к началу Средневековья, было немаловажным аспектом этой культуры. Элиты империи унаследовали это противопоставление, многократно воспроизводили его и вдохновлялись им до самого конца существования Византии. Для того чтобы описать триумф Василия II (976–1025) над своими многочисленными соседями при усмирении «варварской периферии», ритор Михаил Пселл в середине XI в. прибегает к ряду языковых архаизмов: жителей Запада он называет кельтами, соседей с севера – скифами. Под этим он подразумевает, что варварский мир не меняется, а империя, в свою очередь, продолжает вести неустанную борьбу с ним.