– Пожалуйста, будьте благоразумны! Это же светский прием! Я должна заботиться о гостях!

– Элизабет, я тоже ваш гость.

– Вы знаете, о чем я. Здесь мой муж! Мы можем встретиться завтра.

– Завтра меня может не быть в Париже. Император вот-вот объявит войну. Элизабет, у нас нет времени.

Делакруа был на голову выше Элизабет и сейчас, глядя на нее сверху вниз, ощущал непреодолимое плотское вожделение. Рядом с ним стояла красивая женщина. Ноздри генерала улавливали аромат духов в ее длинных светлых волосах, уложенных затейливыми локонами в высокую прическу. Ее покрасневшие щеки были нежными, глаза – зовущими, а полные алые губы – еще более зовущими. Для сегодняшнего торжества она надела облегающее шелковое платье. Элизабет всецело окутывала генерала собой.

Сегодня он овладеет ею.

– Элизабет, возможно, завтра мы все отправимся на войну, – напирал Делакруа. – В том числе и Жюль. Вы знаете, я могу ему помочь. Я и дальше хочу ему помогать. – Делакруа обернулся, взглянув в сторону столовой, где по-прежнему толпились гости. – К тому же он не обращает на нас никакого внимания.

Делакруа говорил правду. Жюль был поглощен разговором с другим полковником. В руках он сжимал большой бокал шампанского, далеко не первый за сегодняшний вечер. При таком скоплении гостей он ничего не заметит.

Это было слишком опасно, на редкость возмутительно и в то же время очень соблазнительно. Элизабет не испытывала плотского влечения к Делакруа. Ее влечение к генералу было иного рода, более всеохватным, нежели удовлетворение похоти. То было обещание власти, продвижения ее замыслов, возможность всего, что так много значило для нее в этом мире. Делакруа был могущественным; близость власти возбуждала ее, что, в свою очередь, возбуждало в ней плотское желание. Она посмотрела на генерала, ее сердце забилось быстрее, и она начала решать не когда, а где.

Естественно, она делала это ради Жюля. Все всегда делалось ради Жюля и его карьеры, ради семьи и да, ради Франции. Каждый сыграет свою роль: он на поле сражения, она – дома, и вместе они достигнут главной цели, к которой она стремилась, – жезла маршала Французской армии.

Она спала с генералом еще со времен Итальянской кампании, когда Жюль получил повышение и из подполковника стал полковником. Его направили в итальянский гарнизон, который столкнулся с противником возле Ментаны. Жюль командовал отрядом, чья численность составляла почти бригаду, и случайно наткнулся на гораздо меньшую и плохо вооруженную роту итальянцев, которые во время бури оторвались от основных сил их предводителя Гарибальди. Инцидент оказался одним из тех поворотных моментов войны, что происходят не благодаря стратегии и учету всех обстоятельств, а являются результатом полной случайности, становящейся настоящей удачей. Инцидент ничего не говорил о полководческих качествах Жюля или об отсутствии таковых, поскольку обе стороны испытали лишь крайнее удивление. Без единого выстрела, взмаха сабли или отдания приказа Жюль попросту появился на фоне крупного французского подразделения, состоявшего из пехотинцев и всадников, которое быстро окружило скромный отряд итальянских солдат. Все закончилось, не успев начаться.

Однако в Итальянской кампании, краткой и скучной, где ощущался серьезный недостаток боевых действий, эта стычка с каждым пересказом обретала все более героический облик. Подробности становились все ярче, а исход «битвы» выглядел все неопределеннее. К моменту прибытия в штаб уже повсюду знали о том, что Жюль де Врис – находчивый герой, командующий доблестными воинами. Это был триумф иллюзии. Жюль, остававшийся в составе основных сил, понятия не имел, почему банальная встреча с итальянцами получила такой отклик. Генерал, позднее сообщивший ему о производстве в полковники, не расспрашивал о подробностях. Жюль тоже счел за благо помалкивать.