Троцкий в свою очередь также предлагал определенные меры, которые, по его мнению, могли бы привести к развитию социализма в СССР. В частности, Троцкий и «левая оппозиция» настаивали на развернутой индустриализации раньше, чем та была принята сталинской группой, также он предлагал провести наступление на сельскую буржуазию – кулака, правда, куда более скромное, чем сталинская коллективизация, и не вторгающееся так решительно в отношения собственности на селе.

«Троцкизм» и «сталинизм» – это, прежде всего, разные программы развития революции в СССР.

Но вернемся к началу 20-х. На X съезде Ленин говорит:

«Социалистическая революция в такой стране может иметь окончательный успех только при двух условиях. Во-первых, при поддержке ее социалистической революцией в одной или нескольких передовых странах. Как вы знаете, для этого условия мы очень много сделали по сравнению с прежним, но далеко не достаточно, чтобы это стало действительностью.

Другое условие – это соглашение между осуществляющим свою диктатуру или держащим в своих руках государственную власть пролетариатом и большинством крестьянского населения»[12].

Революционная власть чуть было не сломала шею, насилуя крестьянство «военным коммунизмом». Потом она пошла на компромисс с мелкой буржуазией, оставив свою собственную социальную базу – пролетариат – без «удовлетворения».

Это сознательным членам партии можно было объяснить, что мы отступаем, чтобы потом пойти вперед. Рабочему, который, вернувшись с Гражданской, увидел, что в городе опять жируют капиталисты-«нэпманы», это объяснить не так просто. Да и в партии не все понимали. Близкая соратница Ленина Александра Коллонтай считала, что в 1921 году советская власть стала «формальной вывеской», «с каждым днем приобретает все большее влияние и значение в политике… группа крупных воротил капиталистического производства, послушных наемных, великолепно оплачиваемых слуг капитала»[13].

«Термидор», то есть контрреволюционный переворот, повлекший утрату пролетариатом власти, – «совершившийся факт!», как пишет чуть позже, в 1923 году, член ЦК В. Смирнов. Он считает, что отставание индустриализации, рост кулака и нэпмана в период нэпа, смычка между ними и бюрократией, перерождение партии зашли настолько далеко, что без новой революции возврата на социалистические рельсы быть не может.

Злорадствуют меньшевики: они восприняли нэп как возвращение революции после неудавшегося большевистского эксперимента в «нормальное», буржуазно-демократическое русло.

Вот, например, слова Максима Горького, под которыми могли подписаться и многие члены партии: «…пока что рабочие являются хозяевами, но они представляют лишь крошечное меньшинство в нашей стране (в лучшем случае – несколько миллионов). Крестьяне же – это целый легион. В борьбе, которая с самого начала революции идет между двумя классами, у крестьян есть все шансы выйти победителями… В течение четырех лет численность городского пролетариата непрерывно сокращается… В конце концов огромная крестьянская волна поглотит все… Крестьянин станет хозяином России, поскольку он представляет массу. И это будет ужасно для нашего будущего»[14].

Теперь партию раздирает фракционная борьба. Страна представляет собой мелкобуржуазный кисель, в котором, как твердая пробка, плавает национализированная промышленность. Пролетарская диктатура в кризисе.

Основная задача – борьба против мелкой буржуазии. Основные противоречия в партии по вопросу о крестьянстве.

Вначале троцкисты и зиновьевцы выступают за более серьезный нажим на сельскую мелкую буржуазию, чтобы выбить из нее средства на индустриализацию. Партийным большинством, возглавляемым Сталиным и Бухариным, это оценивается как попытка «разрушить рабоче-крестьянский блок». Бухарин в ходе дискуссии справедливо замечает, что «