Одним военно-политическим противодействием коммунизму дело не ограничилось. Те же монополии, что спонсировали фашистские режимы и оккупационные армии, теперь получали кредиты и инвестиции от Соединенных Штатов по плану Маршалла, фашистские чиновники садились в кресла новой «демократической» власти. Главный экономист Коминтерна Евгений Варга говорит о том, что коммунистическая революция в Европе тормозится возможностью экономической интервенции из Америки.

Победой коммунистической партии над буржуазной партией Гоминдан заканчивается гражданская война в Китае в 1949 году. Коммунисты побеждают в Корее и Северном Вьетнаме, правда, и там и там империализм тут же начинает контрреволюционные войны. Победа коммунистов в Малайе была предотвращена антикоммунистической резней, устроенной английской армией. Коммунистов Филиппин, возглавлявших антияпонское сопротивление, подавили при активном участии США. В то же время завоевать независимость удалось национальной буржуазии Индонезии, под руководством президента Сукарно, и Бирмы.

Революционная ситуация сложилась после мировой войны практически во всех оккупированных Японией и Германией странах, ей способствовали активность масс, участвовавших в движении Сопротивления, а также дискредитация буржуазии, сотрудничавшей с захватчиками и уничтожение в ходе войны буржуазного государственного аппарата.

Но, чтобы сдержать революцию и преодолеть собственные противоречия, капитализму нужно было произвести экономическую перестройку, прежде всего в Европе. Бреттон-вудские соглашения были лишь первой ласточкой. Переход к новой А-фазе «длинного» цикла требовал более фундаментальных изменений.

Специфика капитализма между двумя революционными волнами: после Первой и Второй мировых войн, оказала несомненное влияние на русскую революцию, которая оказалась замкнута в одной стране и ограничена таким образом в возможности своего развития. В критической литературе этот период называется периодом «сталинизма», хотя связывать этот период только с именем Сталина вряд ли корректно.

В истории господствует дурной стиль: рассматривать «сталинский» период развития советского общества, а шире – развития мировой революции – с точки зрения издержек классовой борьбы. Все ли жертвы и репрессии были оправданны? Все ли подсудимые на московских процессах были виновны? Эти вопросы могли решаться только исходя из конкретно-исторической ситуации того времени, и вся критика post factum просто бессмысленна. Конечно, с точки зрения более «спокойных» времен, то, что творилось при Сталине, недопустимо и неоправданно. Но становятся ли для нас сегодня менее значимыми итоги и идеалы Великой французской революции от того, что в ее ходе было срублено такое количество голов, в том числе и выдающихся, таких, как голова физика Лавуазье?

Мы не можем позволить себе роскошь превращать историю социализма и борьбы классов в плохой детектив, где есть виноватые и невиновные. На основе сегодняшнего анализа можно оценивать только правильность или неправильность общей политической линии руководства ВКП(б) и Коминтерна в тот период, а не средства и методы, которыми она проводилась.

Это та граница, которая отделяет марксистскую точку зрения от обывательской. Большинство значительных марксистов ХХ века, живших после смерти И. В. Сталина и его официального осуждения руководством КПСС на ХХ съезде партии, не стеснялись солидаризироваться со сталинской политической линией. Даже такой известный «антисталинист», как Георг Лукач, пишет в 1967 году безо всякого раскаяния: «