– Какая глупость и гадость! – воскликнула я от души.

– Разумеется, дорогая Элиз, но наше общество далеко от совершенства. Вы совершенно правильно сделали, что отказались принимать князя Адама. Впредь остерегайтесь говорить с ним тет-а-тет, как бы вас к этому ни подталкивали.

– Я сделаю лучше, – мечтательно сказала я, – я поссорю князя с моим мужем. Только для этого мне необходимо обрести благосклонность их императорских величеств. А единственный путь к этому – как можно скорее родить ребенка.

Варвара Николаевна некоторое время смотрела на меня круглившимися от изумления глазами, а потом произнесла:

– Болезнь сильно изменила вас, Элиз. До нее вы отказывались даже обсуждать вопрос о детях, смущались и замолкали. А уж мысль о том, чтобы кого-то с кем-то поссорить… Я поражена!

– Да, я изменилась, – согласилась я. – У меня было много времени для размышления. И если я не хочу потерять Александра, то нужно не прятаться от света, а самой стать его центром.

Изумление в глазах Головиной стремительно росло.

– Надеюсь, милая Барб, я по-прежнему могу рассчитывать на вашу дружбу? – поспешила я закрепиться на занятых позициях.

– Разумеется!

– Тогда помогите мне вспомнить, с чего началась неприязнь ко мне дорогих августейших свекров. Чем я им не угодила?

– Конечно же помогу, Элиз. Мне, к сожалению, так и не удалось вернуть потерянное после смерти императрицы Екатерины расположение Марии Федоровны, которую я искренне люблю и уважаю. Но Павел Петрович сразу после смерти матери, два года тому назад, назначил моего супруга гофмейстером придворного штата вашего супруга. А это сулит кое-какие надежды.

– Надежда умирает последней, – философски заметила я. – Давайте начнем с самого начала, Барб. Ведь после свадьбы и Мария Федоровна, и Павел Петрович прекрасно ко мне относились, не так ли?

– Еще бы! Вас обожала покойная императрица, а следом за ней и весь двор. Как же иначе? Но Павел Петрович был обижен, что с ним не посоветовались при выборе невесты старшему сыну.

– На его месте я бы тоже обиделась, – хмыкнула я.

– И почти сразу же императрица выбрала супругу великому князю Константину – принцессу Юлианну-Генриетту Саксен-Кобургскую, причем жениху не было еще шестнадцати лет, а невесте – пятнадцати. Принцессу срочно перекрестили в православие под именем Анны Федоровны, а через две недели состоялось венчание.

– Я это помню, но как-то смутно, – прервала я княгиню. – Кажется, великий князь Константин проявлял нетерпение из-за долгой церемонии…

– Совершенно верно, Элиз, императрице даже пришлось шикнуть на него. А новобрачная, кажется, просто не понимала, что происходит и что с ней делают. Она еще в куклы толком не наигралась.

– Но ведь меня выдали за Александра тоже очень юной…

– Вы всегда были серьезны не по годам. К тому же ваша красота и красота вашего супруга просто заворожили всех присутствовавших на венчании. У Константина с Анной был по-другому: великий князь красотой никогда не блистал, а Анна еще даже не сформировалась, как девушка.

– Их обвенчали, кажется, за полгода до смерти бабушки…

– Ну вот, вы же очень многое помните. И Павел Петрович, ставший императором, страшно злился на то, что его покойная мать поторопилась с выбором невест для сыновей. Вы же знаете, они не очень ладили, мать с сыном…

– Не очень ладили – это еще мягко сказано, – пробормотала я. – Бедный Саша, каково ему было всю юность – меж двух огней.

– Теперь императорская чета, правда, более недовольна Константином, чем вами. Порядочная и высоконравственная немка, государыня не может постичь, как можно посадить молодую жену в одну из огромных дворцовых ваз, а потом начать стрелять по ней. У бедняжки Анны случился нервный срыв, но пожаловаться императору она не посмела.