При этом «естественный и исторический друг» ни словом не обмолвился о том, что его правительство, пользуясь различными рычагами, оказывает давление на Англию и Францию с целью не допустить предоставления кредитов России. Кстати, по утверждению В. Н. Коковцова, одним из таких «рычагов» кайзера был не кто иной, как С. Ю. Витте, который в беседе с рейхсканцлером Б. фон Бюловом 25 сентября 1905 г. сообщал, что «ему удалось в последнюю минуту помешать заключению русского займа во Франции и Англии» при встречах с Рувье и Лубе в Париже{14}.
Коковцов от ответа германскому императору уклонился. Он «как бывший министр финансов, лучше, нежели кто-либо другой, понимал, что России для того, чтобы она осталась монархической, придётся ещё не раз выступать вместе с Францией против своего “естественного и исторического друга”»{15}.
Дальнейшее получение денег было связано с позитивным для Франции окончанием Альхесирасской конференции. 20 марта 1906 г. Государь снова поручил В. Н. Коковцову отправиться в Париж для заключения большого займа по ликвидации последствий войны{16}. Визит Коковцова в Париж совпал с резким обострением франко-германского спора из-за Марокко в Альхесирасе. Вообще, само проведение конференции явилось ярким образцом недальновидности германского императора как дипломата. Ещё летом 1905 г., когда Вильгельм II настаивал на международной конференции, Рувье предлагал кайзеру покончить дело полюбовным соглашением между Парижем и Берлином, причём французы уступили бы Германии часть Марокко. Для Берлина это было весьма выгодное предложение, но кайзер на него не согласился. Впоследствии германская дипломатия весьма сожалела об этой ошибке Императора: случая утвердиться в Марокко уже больше никогда не представилось{17}.
В декабре 1905 г. между германской и французской делегациями возник острый спор по поводу марокканской полиции. Немцы считали, что полицейский надзор должен осуществляться марокканским султаном, а французы добивались мандата самим руководить полицией, в крайнем случае соглашаясь разделить это право с Испанией{18}. Рейхсканцлер Бюлов на совещании в германском МИД 10/23 декабря 1905 г. высказал своё убеждение, что в случае если французы будут настаивать на своём мандате в Марокко, то Германии следует не допускать этого любыми средствами, вплоть до вооружённого конфликта{19}.
25 января/8 февраля 1906 г. М. Рувье попросил русского посла А. И. Нелидова телеграфировать в Петербург просьбу французского правительства «о срочном вмешательстве в Берлине с поддержкой франко-испанского решения о полиции»{20}. 27 января/10 февраля французский посол М. Бомпар на приёме у В. Н. Ламздорфа заявил, что вопрос о полиции – «это гвоздь всей конференции» и, как только он будет решён, успех её будет обеспечен{21}. Бомпар намекнул, что парижский кабинет рассчитывает на личное вмешательство Императора Николая II{22}. Ламздорф обещал доложить Николаю II о просьбе французского правительства{23}. При этом Ламздорф в свою очередь намекнул послу, что вопрос с русской помощью по Марокко связан с вопросом французской помощи по займу.
На следующий день, 28 января, Ламздорф подал Государю докладную записку с изложением просьбы французского правительства. Николай II написал на ней резолюцию: «Об этом вопросе я много думаю»{24}. Царь решил оказать давление на императора Вильгельма с целью смягчить его позицию по марокканскому вопросу, так как решимость германского императора настоять на своём неуклонно возрастала. Русский посол в Берлине граф Н. Д. Остен-Сакен писал Ламздорфу: