Однако в 1893 г. Принцесса написала письмо Николаю Александровичу: «Дорогой Ники, Ты, чья вера столь глубока, должен понять меня; я считаю это большой грех менять свою веру. И я была бы несчастна всю жизнь, зная, что поступила неправильно. Какое счастье может быть в браке, который начинается без благословения Божьего? Правильно я думаю или нет, но глубочайшая религиозная убеждённость и чистая совесть по отношению к Богу выше всех земных желаний. Так как все эти годы не сделали для меня возможным изменить мое решение в этом деле, я чувствую, пришёл момент сказать Тебе, что я никогда не смогу изменить свою веру. Уверена, что Ты всё поймёшь правильно и также, как и я, увидишь, что мы только мучаем друг друга из-за невозможного, и было бы дурно позволить Тебе питать напрасные надежды, которые никогда не осуществятся. Теперь прощай, мой дорогой Ники, благослови и сохрани тебя Бог. Вечно любящая Тебя Аликс»{328}.

После получения этого письма Цесаревич «был очень огорчён и хотел остаться, но Императрица настояла, чтобы он ехал. Она советовала ему доверчиво обратиться к королеве Виктории, которая имела большое влияние на свою внучку»{329}.

Как видно из этого свидетельства, разговоры о том, что Мария Феодоровна сопротивлялась браку старшего сына на Гессенской Принцессе, теряют свою актуальность к моменту официального сватовства Наследника. Наоборот, Императрица всячески пыталась помочь сыну обрести семейное счастье с той, что выбрало его сердце. Однако в душе этот брак её страшил. 7 апреля, когда Николай Александрович был уже в Кобурге, Императрица писала Великому Князю Георгию Александровичу в Аббас-Туман: «Бедный Ники был на грани отчаяния, потому что именно в день его отъезда Ксения получила письмо от сестры Эллы, в котором она сообщала, что никогда не переменит религию и просит сообщить об этом Ники. Ты представляешь, как приятно нам было это узнать и, главным образом, Ники уезжать под ударом этой новости. Если бы она написала об этом раньше, он бы, конечно, не поехал. Но в последний момент уже невозможно было изменить решение.

От всего этого я ужасно переживаю за Ники, которого все эти годы ложно обнадёживали “два Сержа”. Это же настоящий грех. В этот раз я говорила об этом с Сержем, а он ответил, что разочарован моими взглядами. Ну, в общем – это самая идиотская история, какую только можно представить. Она не только грустная, но и показательная. Все мои надежды только на Бога. Он всё делает к лучшему, и если Он хочет, чтобы это свершилось, это свершится, или же Он поможет нам найти настоящую (невесту)»{330}.

Однако Цесаревич в отчаянии не был. Он твердо верил в Божью Волю и в то, что с Его помощью ему удастся убедить Аликс принять Православие: «Аликс, – писал он в ответ на ее ноябрьское письмо, – я понимаю Твои религиозные чувства и благоговею перед ними. Но ведь мы веруем в Одного Христа, другого Христа нет. Бог, сотворивший мир, дал нам душу и сердце. И мое сердце и твое Он наполнил любовью, чтобы мы слились душа с душой, чтобы мы стали едины и пошли одной дорогой в жизни. Без Его воли нет ничего. Пусть не тревожит Тебя совесть о том, что моя вера станет твоей верой. Когда Ты узнаешь после, как прекрасна, благодатна и смиренна наша Православная религия, как величественны и великолепны наши храмы и монастыри и как торжественны и величавы наши богослужения, Ты их полюбишь, Аликс, и ничего не будет нас разделять. ‹…› Ты едва ли представляешь всю глубину нашей религии»{331}.

2 апреля 1894 г. Цесаревич во главе большой делегации выехал на поезде из Петербурга в Кобург. Вместе с ним ехали Великие Князья Владимир, Павел и Сергей Александровичи, Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, Великая Княгиня Мария Павловна. 4 апреля делегация прибыла в Кобург. На следующий день Цесаревич увиделся с Принцессой. Эту встречу он подробно описал в своём дневнике: «