Главным положением в требованиях земцев было введение в России парламентаризма по западному образцу. Этого Государь категорически допускать не желал, так же, как и допущения того, чтобы инициатива обсуждения проекта создания возможного выборного представительства исходила не от Монарха, а от земцев. Поэтому, когда 17 января 1895 г. в Николаевском зале Зимнего дворца собрались для выражения верноподданнических чувств представители дворян, земств и городов, Государь вышел на середину зала и решительным, твёрдым голосом заявил: «Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявлений верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому Русскому. Но Мне известно, что в последнее время слышатся в некоторых зем.[ских] собр.[ниях] голоса людей увлекающихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления.

Пусть все знают, что Я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твёрдо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный Покойный Родитель»{705}.

По словам Великой Княгини Ксении Александровны, ее Брат «говорил так ясно, таким твёрдым и спокойным голосом, прекрасно»{706}. Но на душе у Государя было совсем не спокойно. Он хорошо понимал, какую реакцию вызовет его речь в земских и либеральных кругах, что своими словами он не приобретёт у них популярности, наоборот, сильно настроит против себя. Великая Княгиня Ксения Александровна писала Великому Князю Георгию Александровичу в Аббас-Туман про душевное состояние их Августейшего брата накануне выступления перед земцами: «Бедный, он был страшно взволнован перед этим, ничего почти есть не мог»{707}. Сам Николай II в своём дневнике от 17 января отметил, что он «был в страшных эмоциях перед тем, чтоб войти в Николаевскую залу, к депутациям от дворянств, земств и городских обществ, которым я сказал речь»{708}.

В январе 1895 г. Император Николай II выступил именно против парламентаризма. Будучи сторонником сотрудничества власти и оппозиции, Император Николай II полагал, что лидерство в реформаторском процессе, т. е. участие в определении того, кому, когда и как осуществлять необходимые реформы, должно сохраняться за короной{709}. Этого ему либералы не простили никогда. Они не могли поверить, что Царь сам был инициатором этой речи, и принялись искать её «авторов». Е. Е. Алферьев отмечал по этому поводу: «Решительное содержание этой речи мало соответствовало общим представлениям о молодом Государе. Поэтому начали утверждать, что она Ему кем-то продиктована. В действительности, Император Николай II, отлично выражая Свои мысли и прекрасно владея пером, написал эту речь собственноручно, также как Он всегда самостоятельно писал Свои личные заявления, и положил текст в свою фуражку»{710}. Имеющийся в РГИА черновик выступления 17 января, написанный собственноручно Государем, подтверждает слова Е. Е. Алферьева{711}. В тексте имеются приводимые нами подчёркивания, также сделанные рукою Царя. По всей видимости, эти подчёркивания указывают на те слова, которые нужно было эмоционально выделить в тексте во время речи перед делегациями.

Между тем поиски «автора» царской речи в обществе не прекращались. Не прекращаются они и сегодня, но уже в научной среде{712}. Назывались и называются имена обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева, министра Императорского Двора графа И. И. Воронцова-Дашкова, министра внутренних дел П. Н. Дурново, Великого Князя Сергея Александровича. Эти люди стали первыми «антигероями» в длинном списке «тёмных сил», которыми общество и революционеры будут объяснять поступки Николая II на протяжении всего его царствования. На самом деле Николай II выслушивал советы многих, но никогда не находился ни под чьим влиянием. Н. А. Павлов отмечал, что «