Ему вторил герой Отечественной войны лихой гусар-партизан Денис Давыдов: «Для лиц, не одаренных возвышенным взглядом, любовью к просвещению, истинным пониманием дела, военное ремесло заключается лишь в несносно-педантическом, убивающем всякую умственную деятельность парадировании. Глубокое изучение ремешков, правил вытягивании носков, равнения шеренг и выделывания ружейных приемов, коими щеголяют все наши фронтовые генералы и офицеры, признающие устав верхом непогрешимости, служат для них источником самых высоких поэтических наслаждений. Потому и ряды армии постепенно наполняются лишь грубыми невеждами, с радостью посвящающими всю свою жизнь на изучение мелочей военного устава; лишь это знание может дать право на командование различными частями войск, что приносит этим личностям значительные, беззаконные, материальные выгоды, которые правительство, по-видимому, поощряет».

Это касалось не только военного министра Барклая, повальное увлечение «фрунтом», которое потом почему-то приписывали Николаю I, началось еще с его старшего брата. Сам же новоиспеченный генерал-инспектор лишь следовал генеральной линии военного руководства.

В первом же своем приказе в январе 1818 года он начертал: «По высочайшей воле государя императора вступил я 2-го числа сего января в должность генерал-инспектора по инженерной части. Давая о сем знать по инженерному корпусу, долгом поставляю подтвердить всем чинам оного, что ревностным исполнением своих обязанностей, усердием о пользе государственной и отличным поведением всякий заслужит государевы милости, а во мне найдет усердного для себя ходатая пред лицом его величества. Но в противном случае, за малейшее упущение, которое никогда и ни в каком случае прощено не будет, взыщется по всей строгости законов. От усердия и твердости господ начальников, от рвения и полного повиновения подчиненных ожидаю иметь всегдашнее удовольствие, и твердо на сие надеясь, уверяю всех и каждого, что умею ценить милость государеву, сделавшую меня начальником столь отличного корпуса. 20-го января 1818 г. генерал-инспектор по инженерной части Николай».

Как он сам писал после того, как его назначили командовать 2-й бригадой 1-й гвардейской дивизии (Измайловский и Егерский полки): «Я начал знакомиться со своей командой и не замедлил убедиться, что служба шла везде совершенно иначе, чем слышал волю государя, чем сам полагал, разумел ее, ибо, что я по долгу совести порочил, дозволялось везде, даже моими начальниками. Положение было самое трудное; действовать иначе было противно моей совести и долгу; но сим я явно ставил и начальников, и подчиненных против себя, тем более, что меня не знали, и многие или не понимали, или не хотели понимать».

Вот здесь и начинала сказываться пагубная стратегия «мамаши» и брата, не допустивших Николая в армию во время войны. На «не нюхавшего пороху», пусть даже это великий князь, смотрели презрительно и подобострастно и младшие по чину. Особенно в гвардейской среде, где вопросы личной доблести и лихой отваги были в чести и почете. Как мог воздействовать на покрытых ранами, седых и заслуженных воинов мальчишка-принц, толком и командовать не научившийся из-за странной прихоти домочадцев. Требовавший от ветеранов того, что написано в устарелых учебниках «времен очаковских и покорения Крыма».

Хотя и здесь как сказать: сам Николай утверждал, что офицеры до того распустились, что ездили на учения во фраках, лишь сверху накинув шинель. «Подчиненность исчезла и сохранилась только во фронте; уважение к начальникам исчезло совершенно, и служба была одно слово, ибо не было ни правил, ни порядка, а все делалось совершенно произвольно и как бы поневоле, дабы только жить со дня на день». Какие претензии к «тирану»? Он что, должен был радоваться такой махновской банде?