Комэй направил своих посланцев в святилище Исэ, где почиталась Аматэрасу, и в святилище Ивасимидзу, основанное в 859 году, где поклонялись Хатиману – божеству, которое было призвано оберегать страну от мятежей, беспорядков и иноземных вторжений.
Ретроспектива. В 740 году царедворец Фудзивара-но Хироцугу, недовольный тем, что его отправили из столицы Нара в «почетную ссылку» на далекий остров Кюсю, поднял там вооруженный мятеж. Мятеж был подавлен. Посчитали, что не без помощи местного божества Хатимана. Хироцугу казнили. С тех пор в дни, когда положению двора что-нибудь угрожало, к Хатиману обращались за помощью.
В написанной им самим молитве Комэй просил божеств: если между Японией и иноземцами разразится война, пусть они пошлют на помощь «божественный ветер» (камикадзе) – тот самый, что дважды разметал у японских берегов монгольскую флотилию в конце XIII века.
Ии Наосукэ
Но сёгунат хотел не войны, а мира. Киото находился в глубине страны, в Эдо же знали не понаслышке, на каких страшных кораблях приплыл Перри четыре года назад. В июне Британия подписала в Тяньдзине договор с Китаем, руки английских моряков оказались развязаны, и теперь ее грозный флот мог в любую минуту появиться у японских берегов.
Гаррис торопил Ии Наосукэ (1815–1860), который после отставки Хотта Масаёси стал главной действующей фигурой сёгунского правительства. Он был князем Хиконэ, а в апреле его назначили на должность «главного старейшины» (тайро), которая вводилась только в исключительных случаях. Он не был решительным сторонником «открытия страны», но считал, что Япония обречена на этот шаг. Несмотря на противодействие нескольких влиятельных даймё и без одобрения императорского двора, 19 июня торговый договор с американцами был все-таки подписан. Он предусматривал открытие новых портов: Канагава (Иокогама) в 1859-м, Нагасаки и Ниигата в 1860-м, Хёго (Кобэ) в 1863 году. Кроме того, американским купцам разрешалось торговать в Эдо и Осака, посланнику позволялось проживать в Эдо, американским гражданам гарантировалась экстерриториальность. На ввозимые в Японию товары устанавливались фиксированные пошлины – от 5 до 35 процентов в зависимости от вида продукции. Японский экспорт облагался пошлиной всего в 5 процентов.
Может создаться впечатление, что почти ничего неравноправного в этом договоре не было. Однако это не так. Во-первых, договор был заключен не по воле Японии, а по воле Америки. Во-вторых, Япония не имела права пересматривать договор в одностороннем порядке, а срок действия договора не был указан. При режиме «открытых портов» на эти территории фактически не распространялась юрисдикция японского правительства. В-третьих, Япония не имела права вводить заградительные тарифы, к которым часто прибегают «отсталые» страны, поскольку машинная продукция стран развитых намного дешевле даже при учете низкой стоимости труда «аборигенов». В-четвертых, положение о режиме наибольшего благоприятствования, прописанное в прежних «договорах о дружбе» с западными странами, в значительной степени лишало Японию возможности на проведение независимой внешней политики.
Если рассматривать ситуацию с экономической точки зрения, непосредственные неблагоприятные последствия договора следует признать ничтожными. Однако сам факт ущемления суверенитета страны казался японской элите ужасным. Такое восприятие не поддается чисто рационалистическому толкованию, но именно оно определило стратегию японской внешней политики на много лет вперед. Это говорит о том, насколько мала «рациональная» составляющая политики и насколько велика в ней роль «поэтических» и «эмоциональных» представлений о том, что «правильно», а что – нет.