– Несмотря на все трудности в отношениях России и Франции, я веду тайную переписку с тремя французскими офицерами флота, – объяснил Сенявин. – Вернее, уже с двумя. Недавно узнал, что лейтенанта Жана де Серьези обезглавили, обвинив в измене идеалам революции. Конкретно о флоте. Что я понял из переписки? В современном французском флоте царит анархия и разруха. Если вы помните, ещё недавно Франция имела около трёх сотен отличнейших кораблей с новейшим пушечным вооружением и прекрасно обученным плавсоставом. В восемьдесят девятом году по военной переписи: девяносто одна тысяча матросов; полторы тысячи – офицерский корпус; более тридцати тысяч орудий, из которых больше половины – медные; подготовленные матросы-комендоры, сведённые в восемьдесят одну роту. Лучшие в Европе береговые службы по снабжению и ремонту кораблей, организованные графом Шаузелем.

– Помним победоносный королевский флот, – согласился Ушаков. – Что же теперь с ним произошло?

– Революция семьдесят восьмого года все изменила, – продолжил Сенявин. – Вспомните: вице-адмирал де Эстен, командовавший национальной гвардией в Версале, был одним из первых офицеров флота, перешедших на сторону Национального Собрания.

– Герцог Орлеанский, один из блестящих офицеров флота тоже открыто поддержал революционное движение, – вставил Ушаков.

– Проникнувшись заразной идеей всеобщего равенства и братства, нижние чины флота стали бунтовать. Избивали офицеров, выкидывали их за борт. Назначали своих командиров. Флотские власти ничего не могли поделать. А рабочие из портовых служб массово подались в национальную гвардию. На верфях и в доках работа встала. Адмирал де Бугенвиль попытался прекратить анархию. Ему на короткое время удалось восстановить дисциплину, но вскоре экипажи вновь взбунтовались. К девяносто первому году от прежнего офицерского корпуса осталась едва ли четверть. Офицеров, не принявших революцию, подвергли позорной казни или засадили в тюрьмы.

– Как же смогли сохранить флот? – спросил Ушаков.

– Ввиду нехватки офицерского состава, Национальное Собрание разрешило нанимать капитанов торгового флота. А морскому министру доверили выдавать патенты капитанов по личному усмотрению.

– Но это же – полный бред! – удивились офицеры. – А как же навыки? Стратегия? Фрегат или линейный корабль – это же не торговая посудина.

– Увы, это – так, – пожал плечами капитан Сенявин. – Примите во внимание ещё тот факт, что многие известные флотоводцы пали жертвами революции: Гримуар, Филипп Орлеанский, Керзен, де Эстен и многие другие достойные офицеры. Мало того, уничтожив офицерский корпус, теперь уже Конвент выпустил указ о роспуске корпуса морских комендоров и корпуса морских гренадёров. Для наведения порядка на флоте этот же Конвент создал комиссию, которая принялась жестоко насаждать дисциплину. Итог – повальное дезертирство. За шесть лет революционного ужаса французский флот лишился опытных офицеров, обученных комендоров и боеспособных солдат морской пехоты, привыкших к морю и умеющих вести абордажный бой. Матросы дезертировали. Взамен набрали недоучек с коммерческого флота и сухопутных солдат. Боеспособность флота ещё как-то держится на остатках прежнего, дореволюционного личного состава: офицерах и матросах, которые чудом не попали под гильотину. Корабли давно не чинились. Многие, просто-напросто, сгнили. В виду гнилости бортов, суда перевооружают более лёгкими пушками. Комендоры не обучены. Лоцманы, привыкшие водить торговые суда, не справляются с военными кораблями. Итог печален: английские корабли, вступая в схватку с французскими, легко их жгут или берут на абордаж.