И ведь это было не приватное мнение Марка Туллия Цицерона, так мыслило подавляющее большинство римской элиты. Так что, сильнейшая оппозиция представлениям Цезаря и, главное, его действиям по упразднению Республики как формы управления Римом была неизбежна.

Что же являла собой власть Гая Юлия Цезаря в Риме, завоёванная им в итоге Гражданской войны 49–45 гг. до н. э.?

Споры об этом ведутся историками уже не одно столетие и конца таковым не видно. Во второй половине XIX века сформировался сугубо апологетический взгляд на Цезаря, причём параллельно в трёх разных историографиях – французской, немецкой и английской. Это Огюст Конт, министр образования Наполеона III Жан Виктор Дюруи, крупнейший немецкий антиковед Теодор Моммзен, английский историк Джеймс Фрауд. Независимо друг от друга у всех этих авторов Юлий Цезарь изображался в идеальных формах и образцах, это был просто культ гения[153]. Отсюда и идеализированная оценка власти Цезаря: «демократическая монархия»[154].

Приписывание Цезарю «гениальной проницательности», способной предвидеть события трёх ближайших веков, никуда не ушло и в XX столетии[155]. Это отметил С. Л. Утченко[156]. Приписывались Цезарю и стремления установить в Риме эллинистическую форму монархии с очевидным уклоном в монархию восточную[157].

Строго говоря, отрицать монархические устремления Цезаря сложно. Для ведущих исследователей той эпохи они совершенно очевидны[158]. Что же лежит в основе этого подхода?

Цезарь не стал упразднять или даже покушаться на традиционные римские учреждения. Сенат, консулы, преторы, эдилы, квесторы, трибуны, народные собрания – все это продолжало существовать, будто в государстве ничего не произошло. Да было бы и странно, если бы Цезарь на них покусился. Во-первых, здесь он не нашёл бы ни малейшей поддержки ни в одном из слоев римского общества, во-вторых, а как же тогда собственно управлять государством? Естественно, что он должен был опираться на действующие государственные институты. Задача была только в одном: их надо было приспособить к новой реальности – обретённому им по итогом гражданской войны единовластию. А оно вытекало из следующих его полномочий: пожизненная диктатура – dictator perpetuus, консульская власть, каковой он располагал с 48 г. до н. э., цензорская власть – praefectura morum, а также трибунские полномочия – tribunicia potestas. Как патриций он не мог быть трибуном, но полномочия таковые ему были послушно предоставлены. Не забудем и полномочия верховного понтифика, каковыми он обладал с 63 г. до н. э., когда ещё и помышлять не мог о грядущем единовластии[159].

Помимо официальных магистратур, самый набор каковых обеспечивал ему безграничное единовластие, у Цезаря ещё были и дополнительные права, таковое гарантирующие. Он получил личное имя imperator и оставался верховным главнокомандующим всеми римскими войсками. Также он распоряжался финансами Республики, назначением наместников в провинции и должностных лиц в самом Риме[160].

Всё это вкупе обеспечивало Цезарю полновластие в Римской республике.

Но полновластие политическое ещё не есть монархия. Это диктатура или же тирания – в зависимости от личных качеств правителя, но это не царская власть. Таковая непременно нуждается в той или иной степени сакрализации и должна, как правило, быть наследственной принадлежностью одного рода. Надо сказать, что процесс сакрализации власти Гая Юлия Цезаря шёл, причём темпы его, очевидно, были высоки: «Мало того, что он принимал почести сверх всякой меры: бессменное консульство, пожизненную диктатуру, попечение о нравах, затем имя императора, прозвание отца Отечества, статую среди царских статуй, возвышенное место в театре, – он даже допустил в свою честь постановления, превосходящие человеческий предел: золотое кресло в сенате и суде, священную колесницу и носилки при цирковых процессиях, храмы, жертвенники рядом с богами, место за угощением для богов, жреца, новых луперков, название месяца по его имени; и все эти почести он получал и раздавал по собственному произволу»