Они постучали в металлическую дверь, им немедленно открыли, подтвердив, что театр находится здесь, и пригласили войти. Но супруги решили пока постоять на улице, дождаться своих гостей, поскольку имели основания полагать, что Юле и ее кавалеру также нелегко будет отыскать вход в этот во всех отношениях замечательный театр.

Гости запаздывали, о чем Юля сообщила смс-кой. Ане с Сергеем было неудобно их торопить, поэтому они как раз ответной смс-кой попросили ребят не волноваться, не бежать и лишь сообщить, как только они окажутся перед зданием, – Аня с Сергеем, мол, выйдут из темного двора на светлую улицу, чтобы их встретить.

Металлическая дверь, ведущая в театр, время от времени открывалась, и администратор, худенький, симпатичный и стильно одетый юноша, настоящий мальчик-одуванчик, справлялся, все ли зрители уже собрались. Аня с Сергеем отвечали, что пока нет, но для спокойствия администратора передали ему восемь тысяч рублей за четверых, чтобы он был уверен, что и уже явившиеся зрители не слиняют в темноту. Две опаздывающие пары спасало только то, что они как раз и были единственными зрителями предстоящего действа.

Наконец, супруги увидели, как из подъехавшего такси вышла Юля, сначала в одиночестве. Но потом она наклонилась к заднему сиденью и, по-видимому, что-то сказала своему спутнику, после чего, не слишком торопясь, материализовался и он. Юля и её кавалер подошли, причём весь вид последнего показывал, что он присоединяется к мероприятию с неохотой. Короткое знакомство – «Анна», «Сергей», «Ильдар», мужчины пожали друг другу руки – и вся компания поспешила ко входу в театр.

«Храм искусств» располагался в полуподвальном помещении. Зрители спустились по тесноватой лестнице и оказались в неком подобии вестибюля, квадратной комнате, антураж которой напоминал пиратский трактир. Стены были выложены темно-красным кирпичом. Приглушенный свет ламп, развешанных по углам, придавал помещению флер таинственности. «Аметистовый флер», – вспомнила Аня. По сторонам этой квадратной комнаты во всю длину стен располагались лавочки, покрытые красным сукном. Зрителям было предложено присесть и обождать. Они сели, и только тогда у всех четверых появилось немножко больше времени для того, чтобы рассмотреть друг друга и чуть ближе познакомиться.

Ильдар, родом из Каспийска, являл собой наилучший образец представителя южной нации: высокий, красивый, худощавый, с очень суровым и бесстрастным лицом. Он был немногословен, но поведал, что работает руководителем службы судебных приставов. Аня подумала, что суровость Ильдара объяснялась и оправдывалась характером его работы. Или напротив – суровый нрав предопределил род занятий? Но появилась у нее и еще одна смутная гипотеза, которая, впрочем, не получила своего дальнейшего развития: чересчур явно демонстрируемые сдержанность и строгость их нового знакомого могли объясняться чувством закомплексованности «провинциала» перед заезжими столичными гостями, которые, к тому же, инициировали и оплачивали этот подозрительный (с точки зрения руководителя службы судебных приставов) «культпоход».

Юля в присутствии Ильдара вела себя совершенно иначе, чем в предыдущие пару дней, когда супруги обсуждали и утрясали с ней свои юридические дела. Она была беспокойна, почти испугана, ловила малейшие взгляды и жесты своего кавалера и старалась услужить ему во всем. Кажется – снова лишь Анина гипотеза – Юля боялась, что вечеринка закончится скандалом: лопнет терпение и терпимость либо у ее мужчины, либо у ее клиентов.

В общем, из-за немногословности Ильдара и плохо скрываемого волнения Юли разговор у всех четверых не клеился и вряд ли походил на светскую болтовню. Ну да и времени на разговоры у них было не много, ибо пред их взором предстал все тот же пушистый мальчик-одуванчик и сообщил, что сейчас всем зрителям завяжут глаза.