– Слушай, ты постоянно смотришь на индикаторы этого пульта, что именно беспокоит тебя? – спросил я, подсев к Ушакову. Тот вначале недоуменно уставился на меня, мол, что за очевидные вещи спрашиваешь, а потом осознав, перед ним находится не инженер-механик, а программист, смягчился и сказал:

– Это пульт управления и контроля за ЯЭУ.

– Чего?

– ЯЭУ, – с улыбкой повторил аббревиатуру Сергей. – Или, ядерно-энергетическая установка, то есть реактор, который снабжает нас электроэнергией. Контроль необходим, так как на борту фактически находится атомная бомба. Сам понимаешь – не игрушка!

– Да ты что! – поразился я.

– Ага, а чего ты ожидал, нас солнечные батареи питать будут? Таких источников не достаточно для марсианского полета. ЯЭУ же вырабатывает столько энергии, что хватит для городка с населением в 50 тысяч человек в течении 10 лет, потом нужно менять топливные стержни.

– Но зачем нам столько энергии? Мы что, потребляем столько на корабле?

– Ну, теоретически энергия нужна не только для работы бортовых систем «Радуги», но и для газофазных ядерных реактивных двигателей, которые и разгоняют корабль в космосе до 200 километров в секунду. Сам понимаешь, на двигатели уходит 90 процентов всей вырабатываемой энергии.

– Ну, это для реального полета. Но вот сейчас мы находимся на макете, никуда не летим, зачем нам столько энергии?

Ушаков пожал плечами:

– Мы тестируем все оборудование, ЯЭУ тоже, причем в первую очередь. Как мне сказали, что вся энергия пойдет на нужды Тестово-испытательного центра, а также для оборонных нужд, то есть объектов, расположенных поблизости. Мы же под юрисдикцией Новосибирского гарнизона. Иначе говоря, наш галеон работает на защиту нашего государства. Для нас же, испытателей, это как бы обеспечение потребностей полета… По процедуре, я обязан снимать показатели с пульта каждые полчаса, все данные затем отправляю в центр.

– А, ясно, – кивнул я. – Хотя они, сидящие по ту сторону корпуса, итак все получают по проводам… Дублируешь, получается.

– Ну, это итак ясно. Просто я выполняю процедуру, ведь мне за это и платят. В реальном полете именно так и должно быть, ведь не протянешь провод от Земли до Марса, – с ехидцой в голосе произнес Сергей. – Ладно, не отвлекай!

Я отошел, удивленно качая головой.

Ладно, отвлекся. Так вот, за ЯЭУ находился склад с запасными частями и инструментами «P», после чего шел отсек «R» с резервуарами топлива, а потом и сами газофазные ядерные ракетные двигатели «S», которые придавали кораблю крейсерскую скорость. Кроме них, были также поворотные или маневровые двигатели, но мощностью уступающие маршевым. Я немного знаю о конструкции маршевых двигателей, но мне сказали, что с ними легко покорить Солнечную систему. На одном из лекций, которые мы прослушивали в ТИЦе, инженер дал краткую характеристику: оказывается, в критической сборке реактора расположены специальные тепловыделяющие элементы, в которых плутоний находится в паровой (газообразной) фазе (так называемая «урановая плазма»). Разогретая до десятков тысяч градусов эта плазма передаёт тепловую энергию теплоносителю (в нашем случае, водород, гелий) с помощью лучистого теплообмена, а теплоноситель, в свою очередь, будучи нагрет до высоких температур, и образует реактивную струю с высоким удельным импульсом. «Преимуществом такого двигателя перед другими типами и видами состоит в том что в нём могут быть реализованы чрезвычайно высокие мощностные характеристики, удельный импульс, и относительно малая масса на единицу мощности; иначе говоря, может быть получена тяга в десятки тысячи тонн, – говорил нам инженер. – Достижение возможности ускорения космических кораблей до сотен и первых тысяч километров в секунду открывает путь пилотируемым полётам к самым отдалённым уголкам Солнечной системы, к слову, к поясу Койпера за разумно короткие сроки. Помимо этого применение газофазного ядерного реактивного двигателя позволит обеспечить практическое освоение и колонизацию Луны и Марса».