– Стой! – раздался резкий окрик. – Стой! – Ясно послышался топот ног о прихваченную морозцем почву.

«Патруль! – стрельнула догадка. – Напоролся! Вот тебе и глухая ночь!» – И Митька наддал в напор насколько хватило духа.

Человек, преследовавший его, был или староват, или слишком грузен – он явно отставал. Это угадывалось и по топоту ног и по голосу. «В камыши! Скорее в камыши! – гнал мысли Митька в захлебе жгучего бега. – Там спасение!»

– Стой, стрелять буду! – снова раздалось сзади, и почти тотчас в уши ударил тугой хлопок, встряхнул Митьку до замирания сердца.

Над землей повисла ракета, высветив все вокруг, и Митька, как ослепленный заяц, заметался в ошпаре накатного испуга, забегал взглядом по близким зарослям камыша, ища место, где можно спрятаться. Боковым зрением он заметил, как у леса вспыхнули фары, и вовсе осекся духом: «Хана! Сейчас на машине догонят! Не выкрутишься!»

Пойманной птичкой заколотилось сердце, огонь удушья вспыхнул, но и камыши были рядом. Митька пробежал по ним с десяток шагов и упал, зацепившись ногой за старые стебли рогоза. Вода хлынула поверх головы, за шиворот, прокатилась волной по распаренной спине. И в это время ракета стала гаснуть. Отплевываясь и ругаясь про себя, Митька барахтался в мелкой воде, пытаясь освободиться от крепкого травяного оплета и встать. Кромешная тьма закрыла его и от преследователя, и от автомобильных фар. Лишь где-то сзади ревел мотор, да кто-то еще кричал властным голосом:

– Стой! Стой!

Митька понял, что ушел от погони, и резко вскочил, не без боли освобождая зацепившуюся ногу, кинулся дальше, в густоту зарослей. Поворот, еще один, еще, и сапоги снова запутались в связке старого камыша, и снова он упал, царапая руки и лицо. Момент, и вторая ракета осветила низкий небосвод, но Митька не шевельнулся, тихо подгребая под себя сырой мох с ломкими стеблями какой-то травы. Он понял, что человек, который гнался за ним, без сапог и вряд ли сунется в грязь.

– Здесь он где-то, – послышались недалекие голоса. – Надевай болотники… Далеко не уйдет…

– Ну, уж теперь хрен вы меня возьмете! – с отрадой прошептал Митька и, дождавшись, когда ракета, пыхнув краснотой, погасла, вскочил. Грязный и мокрый плащ остро захолодил тело, и Митька сбросил его – стало легче бежать. Ориентируясь на голоса и надсадный гул мотора инспекторской машины, вероятно, застрявшей на какой-то промоине, присыпанной снегом, он стал ломиться через камыши вдоль берега.

«Вот тебе и спали-дремали, – тянул Митька жгучие мысли об инспекторах. – Дежурил, видно, кто-то и засек меня в бинокль ночного виденья. Чуть не подловили красноголовики. Теперь бы только до машины без приключений добраться да до дома быстрее доехать. – Он чувствовал, как согревается по-настоящему, несмотря на ветер и холод, как каждый мускул его измученного тела вновь обретает нужную упругость и бежал, бежал свободно, без захлеба. – Со здоровьем бы все обошлось, а то прошило меня ветром насквозь, да еще и мокрого…»

Камыши потянулись дугой вправо, и через несколько минут, окинув взглядом близкий лес, Митька выскочил на знакомую поляну.

Все вокруг белело, как зимой. Лишь тальниковые кусты, уже бросившие сережки, траурно чернели, да мельтешили едва заметные кроны деревьев, раскачиваемые ветром. До опушки рукой подать. Митька пробежал это открытое пространство с затаенным дыханием и, очутившись под деревьями, постоял недолго, прислушиваясь к далекому реву автомобильного мотора и, замечая, как хмурое небо секут всполохи мощных фар. «Эх, и не спиться же им в ночь глухую…» – с иронией подумал он про инспекторов и где шагом, где бегом пересек знакомый до каждой прогалины лес, выходя к замаскированной машине.