– Я хотела бы, чтобы ты взглянул на это.

Гренс сел на диване, зевнул, потянулся и кивнул на стопку бумаг на письменном столе.

– Я не занимаюсь взломами, потому что в последнее время в этом городе гибнет слишком много людей. И мне, как ты понимаешь, этого вполне хватает.

Но Хермансон никогда так просто не сдавалась.

– Далагатан, 74.

– Что?

– Третий этаж.

– И что?

– Номер квартиры 1301.

Она протянула ему конверт, который держала в руке. Гренс медлил.

– У тебя такая же жара, Хермансон? Кондиционеры, похоже, не справляются.

Она опустилась с ним рядом, и продавленный диван угрожающе осел почти до пола.

– Взлом квартиры, Эверт, и при этом ничего не пропало. Поэтому я отложила это заявление в долгий ящик… У меня ведь тоже нет времени.

Хермансон кивнула на кипы бумаг на столе. Гренс хорошо помнил, как выглядел ее стол. Там кипы намного выше. И еще более высокие громоздятся на полу.

– В общем, я поступила как всегда в таких случаях. Хорошенько присмотрелась к бумаге, прежде чем положить ее на самый верх такой кучи. А потом открыла РЗ на предмет других преступлений в этом доме и окрестностях за последние несколько лет.

Эверт Гренс снова потянулся, но на этот раз не зевнул. Вспомнил всю сцену с самого начала – вторжение Хермансон и песню, которая оборвалась, и потом этот голос, сразу завладевший его вниманием. Теперь комиссар улыбался, возможно, сам того не осознавая.

РЗ – Разумные Заявления. Это он научил ее.

– И?

Гренс все еще не понимал, к чему она клонит.

– Там все выглядело как обычно. Множество краж. Нанесений телесных повреждений даже больше, чем обычно за роскошными фасадами. Наркотики… куда же без них. Ну и пара-тройка убийств. – Она наклонилась вперед, прижала к груди Гренса то, что держала в руке. Комиссар нехотя взял конверт. – И при этом никакой привязки к этому взлому… Ни малейшего намека на то, зачем среди бела дня кто-то проник в квартиру в центре города, обошел ее, огляделся и ушел, так ничего и не взяв…

– Что, если я открою дверь в коридор? – перебил коллегу комиссар. – Ведь если у кого-то еще в кабинете открыты окна, получится сквозняк… А так… Двадцать семь градусов снаружи, сейчас, думаю, даже градусов на пять побольше. Что ты об этом думаешь?

Но Хермансон тряхнула головой.

– Я уже собиралась выйти из системы. Отложить это дело в долгий ящик, к пятидесяти шести тысячам не раскрытых в нашем округе преступлений… Вильсон велел бы списать его через пару месяцев.

Гренс прикрыл глаза и помахал конвертом, словно веером, – лицо обдало прохладным ветерком. Но Хермансон вырвала конверт, достала одну из бумаг, выложила на шаткий ночной столик и нетерпеливо разгладила пальцами.

– Я уже собиралась выйти из системы, – повторила она, – когда увидела это… Значок в самом конце списка. Красный флажок, – она ткнула в бумажку пальцем, – это значит, что есть еще одно дело, как-то связанное с этим адресом, и оно хранится в архиве и только в бумажной форме. Расследование семнадцатилетней давности – тот же дом, тот же этаж и та же квартира. И вел его ты… Убийство.

Теперь Гренс ее слушал, но все равно пока ничего не понимал.

– Красный флажок…

В случае расследования по адресу Далагатан, 74

независимо от вида преступления

немедленно связаться с комиссаром Эвертом Гренсом

– Это ведь ты оставил, Эверт. Узнаешь подпись?

Наконец комиссар взглянул на листок, по которому Хермансон все еще водила пальцем, показывая нужные места.

– Семнадцать лет назад? – переспросил он.

– Да.

– Убийство?

– Да. Или, вернее, четыре убийства. Мать. Отец. Сын. Дочь.

И все-таки странно работает человеческая память. Нечто вдруг всплывшее на ее поверхность успевает за какие-нибудь пару минут набрать такую силу, что занимает все мысли, стремительно вытесняя из головы остальное.