– Пгиступай к габоте, я уже запотеваю.

– Чудненько. Пару секунд. Ну, вот хотя бы это! Закройте глаза! Расслабьтесь. Успокойте своё дыхание! И внимательно вслушивайтесь в эти диковинные чарующие звуки!

Профессор и сам плотно закрыл глаза, и мерно раскачиваясь на стуле, стал вещать заупокойным голоском:

– Квази – пузли – стат! Квази-пузли-стат! Что может быть прекраснее звучания сего, в высшей степени, научного имени?! Единственного и неповторимого в своём роде. Вы только вслушайтесь в прекрасное звучание такого отчества. Ведь человеку с таким именем когда-нибудь придётся подумать и о потомстве. Квази-пузли-стато-вич! Квази-пузли-ста-тов-на!

На мгновение обалдевшая и на время онемевшая, мадам с открытым ртом и до невозможности вытаращенными глазами, неотрывно смотрела на раскачивающееся из стороны в сторону в такт словам, худосочное профессорское тельце. И вдруг резко пнула по ножке академического стула.

– Вы, чё тут гоните, пгитыгок несчастный? Какой ещё квази с мазей?! Умбылдоном моего сына может еще назвать?

Она со скоростью огромной, злой и жирной птицы сорвалась со своего насиженного места и подлетела к профессору с множеством вопросов:

– Это, чё называется? Это, чё за имя солидному человеку? Сыну выдающегося грабителя и я не побоюсь этого слова, всей нашей эпохи, дэбильское имя? Всей, всей нашей эпохальной эпохи! А не то, что там где-то! Да мы тебе здесь чё пгишли? Дугаками что ли пгикидываться? Да, если мы когда заплатили, то нам давай имя из гяда вон выходящее! Чтобы так вот так, а не так, чтобы вот так. Надо, чтобы пгямо на века. И чтобы как кость в гогле комом стояло! И чтобы на всю истогию грабительства нашей стганы гъемело! И чтобы у всех гадов завистливых ухи поотвалились! Вот так! ПонЯл!

Грабитель и грабительство- мадам произносила весьма правильно. Потому что это были генетически родные слова всего рода, передающиеся по крови вместе с чужой кровью.

Академик, испуганно глядя на разъярённую мадам, молниеносно осознал, что вес такого тела он просто непроизвольно нагнетает вес и в обществе, и положение там же в этом же обществе. И происходит этот набор веса в обществе, именно за счёт силы своей массы и сильного звука, исходящего из этих масс. Ну и по родовой линии, сугубо по наследству.

И он, академик, сразу же из последних сил постарался, как можно быстрее определиться с именем.

– Ну, вот! Вот разве что вашего драгоценного сыночка, Аменхотэпом, назвать?

– Что?! Это кем ещё?! Ты нам сюда иносганщину не суй! Мы всецело гусские люди. Патгиоты своей Годины. Мы только своё грабим и пгодаём! Нам, исконно гусское пгиподнеси. Как пгиличным людям на фагфоговом блюде! А не то зашибу сейчас тебя, паскуду! – торжественно подытожила мадам.

Профессор не на шутку испугался, растерялся и нервно заёрзал на своём стульчике, предчувствуя, что его теперешнее положение на стуле, может быстро и резко измениться в непредсказуемую сторону. Но профессорская голова, в который раз спасая тело, не подвела своего носителя и, в конце концов, выдала превосходный результат.

– Только не волнуемся. Не волнуемся, душечка, (в случае мадам относительно профессора не вдаваясь в глубины, просматривался единственный корень со словом «задушить») есть имя! Феррапонтом Первым сына называйте! – на одном дыхании выпалил профессор и замер. Секунда длилась долго и утомительно долго. Академик уже всеми частями тела ощутил угрозу жизни этому еще сравнительно нестарому и всеми силами, молодящемуся телу.

Мадам резво и резко подпрыгнула на месте. При её приземлении кушетка жалобно скрипнула и сильно застонала.