Дизара весь день, с моей помощью, конечно, собирала те самые кисловатые ягоды. Набрали мы их несколько ведер. Промыли и хозяйка половину отправила на просушку на плетеных поддонах, а другую вываривать поставила, благодаря чему в домике теперь витали умопомрачительные запахи.

Фрукты те самые, что Никос с аппетитом хрумал, на зиму замачивают в большущих бочках. Но дело в том, что бочки эти еще не до конца освобождены, ведь урожая нужно было еще месяц-другой ждать, а пока старые запасы доедать. Поэтому тут Дизара паузу взяла, решила с Никосом посоветоваться. Кроме того, на огороде было просто очень много всего, что вдруг, невовремя созрело и требовало уборки и немедленной переработки. Так что чувствовала я себя, прямо скажем, не очень. Натворила дел, ягодок ей захотелось! – то и дело ругала я себя. Эйфория сменилась осознанием сотворенного безобразия.

Днем, вернувшись с огорода, я тут же огорошила Дизару изменениями, возникшими по моей вине. Поначалу женщина не могла понять, о чем я ей толкую. Поняла, только попав на место «преступления». Поначалу женщина натурально опешила. Прошлась по узким дорожкам, потрогала вызревшие плоды, что-то сорвала, что-то понюхала.

- Как же ж это? – растерянно посмотрела она на меня.

- Ариса, простите, - в волнении я забыла и про «тетушку», и про то, что сама предложила общение попроще. – Я нечаянно, - мяла я край рубахи и стыдливо прятала глаза.

- И что ж теперь? Как же это? – никак не могла отойти от шока всегда такая уверенная Дизара.

- А давайте я вам помогу самое быстропортящееся собрать? – пискнула я, не зная, как еще помочь.

Так что мы ударно работали до самого вечера. В обед быстренько перекусили овощной похлебкой с ломтями свежего хлеба, который Дизара успела с утра в печь поставить, да блюдом из яиц, что-то вроде яичницы в печи.

За обедом я узнала, что маленькие птички зовутся серелерками. Крылья у них подрезаны, потому что иначе разлетаются моментально. Крылья им за жизнь несколько раз подрезают, в противном случае нужно сетку над двором натягивать, а это дорого и неудобно.

- А вы яйца зухол тоже едите? – тщательно прожевывая, поинтересовалась я.

- Да ты чи спятила? – Дизара едва не подавилась, в сильном волнении женщина даже руками всплеснула, забрызгав стол каплями похлебки. – Да кто ж их яйца ест-то? Да то ж кормилицы наши! А как же зухолки молоденькие налупятся тогда? – никак не могла успокоиться она. – Зухолы яйцо-то раз в три года дают, а ты есть! – успокаиваясь, покачала она головой. – Эх, учить тебя всему. Никто тебя за деревенскую не примет, коли такие вопросы задаешь.

- Но ведь яйца серелерок вы едите! – указала я на блюдо из тех самых яиц.

- Серелерки яйца на день по два штуки дают, на то их и держим, что на яйцо! – пояснила Дизара. – Есть-то в серелерках нечего, кости одни, а вот яйцо знатное, вкусное, хоть и мелкое шибко. Зато много, а корму они совсем мало потребляют, и уборки опосля немного.

- Но ведь из их яиц тоже птички вылупляются, - упорствовала я.

- Вылупляются, - кивнула Дизара. – Да только не всякая серелерка сядет на гнездо. Лесные те как одна садятся, а домашние нет. Прихотливы больно. И место им тихое да темное нужно, и чтоб другие рядом не шастали. А уж если арис хоть раз рядом пройдет – все! Встанет с гнезда и больше ни в жизнь не сядет! У меня ни разу так ни одна и не вывела молодняк. Мы на рынке молоденьких берем, а как нестись перестают – в похлебку их.

При этих словах меня ощутимо передернуло. Все же птичек, пусть и таких маленьких, мне очень жалко. Вот интересно, яйца этих серелерок я спокойно ем, а вот яйцо зухолы даже для Дизары есть кощунственно. Но у нее другая причина, ценность самого яйца.