Первый год жизни с малышом Эвелина восприняла как тихий ужас: ребенок был очень беспокойным и совершенно не спал по ночам. Молока у нее не было, пришлось готовить смеси и бесконечно стирать испачканные пеленки. Слава Богу, подруги не бросили ее, помогали, кто чем мог: кто еду приносил, кто детские вещи.

Все дома в поселке, где проживала тетя Шура, были каменными, основательными, с арочными воротами и большими садами. Идти от вокзала было недалеко, но дорога для Игната казалась бесконечной – тетя Шура несла два тяжелых чемодана, и взять на руки ребенка, который, из-за долгого сидения в клетке, передвигался с трудом, не могла.

Наконец они добрались до дома, и тетя Шура толкнула плечом входную дверь, протиснулась с чемоданами в проем, пропустив Игната вперед. Муж тети Шуры, Ашот Назарович, высокий старик, совершенно седой, с пожелтевшими от табачного дыма усами, встретил их на пороге. Он смотрел на ребенка выцветшими от старости глазами с удивлением: все, что угодно он мог ожидать от своей Шуры, только не этого – в их спокойную размеренную жизнь неожиданно врывался ребенок, да еще такой маленький.

– Я не могла его там оставить, – виновато оправдывалась Шура. – Эвелинка работает с утра и до ночи, а ребенок в клетке сидит, ну, точно зверек. Ашот, ты же не будешь возражать?

Всю свою жизнь Ашот мечтал о сыне. Но жена его так и не смогла забеременеть. Тогда, двадцать лет назад, решалась судьба его брака с Шурой. Мама Ашота уже нашла новую невестку, но Шура уговорила мужа пойти в больницу и провериться. Ко всеобщему удивлению, причина бесплодия оказалась не в жене, а в нем. Они поехали в Москву, нашли профессора по этим делам, но заключение доктора было неутешительным.

– Это вылечить невозможно, – заявил медицинское светило.

Погоревав немного, Шура смирилась. Она подолгу смотрела на чужих детей, тайком вытирая слезу. Муж предлагал взять ребенка из детского дома, но она отказывалась.

– Неизвестно, какие гены… Вдруг вместо утешения в старости мы с тобой получим большую проблему.

И вот, в пятьдесят восемь лет, она неожиданно стала мамой. Муж был старше ее почти на двадцать лет, и от этого в сердце у Шуры поселилась тревога: успеют ли они вырастить Игната?

Неожиданно для Шуры, ее угрюмый, немногословный муж привязался к мальчику всей душой. Одичавшему от сидения в клетке Игнату каким-то чудом удалось растопить сердце старика – тот быстро привык к ребенку, стал заботиться о нем, как о родном. Однако не баловал – скидок на возраст не делал, приучал с первого дня к самостоятельности, читал ему детские книжки, учил с ним буквы и цифры, водил на речку купаться и рыбачить.

Шура тоже полюбила мальчика всем сердцем, и из кожи вон лезла, чтобы порадовать Игната, – то выкроит денег на новую игрушку, то наготовит разных вкусностей.

Игнат старался запомнить каждый такой счастливый день. Вечером вся семья садилась за стол, и Ашот Назарович рассказывал малышу о своем детстве. Как-то незаметно Игнат стал звать их мамой и папой. Они не возражали.

Обычно Игнат садился на колени к Ашоту, прижимался ухом к его груди и слушал, как бьется папино сердце, тихо повторяя за ним – тук, тук, тук.

Папа смеялся, ерошил его волосы.

– Сынок, до чего же ты забавный!

Образ его настоящей матери очень быстро стерся из головы Игната. Теперь его настоящей мамой стала тетя Шура.

Так прожили они, безмятежно и спокойно, четыре года. Игнат пошел в школу, и там учителя хвалили мальчика, он был лучшим в классе. Мальчуган чувствовал себя счастливым, когда сидел за столом в кухне и делал уроки, а мама Шура стояла у плиты и варила борщ, жарила сочные чебуреки и пекла пироги с золотистой корочкой, от запаха которых постоянно текли слюнки.