– Нет, Кант имел ввиду другую классификацию: любовь-склонность, любовь-симпатия, любовь-благоволение, любовь-удовольствие или практическая любовь.

– Из всего перечисленного мне по нраву только любовь-удовольствие! Вся жиза – музыка и любовь!

Мана знала, что имел в виду Арди. Она пыталась объяснить ему разницу между любовью на уровне сердца и плотской любовью. Но разве можно это объяснить?

– Для меня любовь – это секс, – настаивал Арди Ферт.

При слове «секс» Мана залилась краской. Она вспомнила встречу с Арди, её первым и единственным мужчиной. Это он познакомил её с великим таинством, которое отождествляют с любовью. Впрочем, тогда в гримёрной Арди она чувствовала именно любовь. Сейчас она даже себе боялась признаться, как часто вспоминает тот вечер.

– Любовь гораздо важнее для человека! Но сейчас главным стал секс! Почему? – возмутилась Мана.

– Это основной инстинкт, тян!

После каждого разговора с Арди она долгое время, словно заколдованная, бродила по комнате, не бродила даже, а летала. Она отталкивалась от стены, чтобы направиться в противоположную сторону, и буквально перелетала из одной части комнаты в другую. Это было новое и очень приятное ощущение, которым девушка без устали наслаждалась.

Мана силилась вспомнить, что говорил её далёкий телесобеседник, но не могла. Помнила только его обворожительный, обволакивающий голос. Иногда он был возбуждён и чем-то возмущался, иногда как будто о чём-то просил, а она не соглашалась. Она чувствовала, что подпитывается энергией во время общения с ним, но самого разговора, как ни старалась, припомнить не могла. Оставалось только долгое дурманящее послевкусие – ещё одно новое ощущение, яркое и неуловимое. Сколько времени продлится его воздействие, Мана не знала. Она была счастлива однодневным сказочным счастьем зачарованной принцессы.

Воодушевление после бесед с Арди она считала чудом. Своему Герою приписывала лучшие качества – он чуткий, добрый, великодушный человек, ведь он – звезда, а она – маленькая, неприметная, ничем не выделяющаяся особа, которую он не помнит, но не считает зазорным общаться с ней. К тому же он был одним из немногих, кто связывал её с миром. Больше ей почти никто не звонил. Следующий выход в город предстоял нескоро, да и не сулил общения с кем-либо – больным гипермутацией было строго запрещено разговаривать с людьми!

Соцсети, систаграмм, фоновизор связали своими нитями всё человечество. Каждый человек может дотянуться до другого, находящегося в любой точке мира, если у него есть гаджет и он ловит сеть. Это немыслимое удобство. Вернее, сейчас уже никто не мыслит, что может быть иначе. Связаться с другим человеком можно в любой момент и без всякой подготовки, главное знать, в каком часовом поясе живёт твой собеседник, чтоб не смутить его внезапным виртуальным вторжением.

Даже если ты не выспался или только встал и выглядишь, как пугало с копной спутанных волос, или ещё не успел одеться или почистить зубы, а во рту ночное амбре, можно ответить на зов издалека, не включая видеокамеры. При этом, если ты сам не хочешь, чтобы кто-то нашёл тебя, можешь не отвечать, придумав кучу отмазок. А если какой-то незнакомый наглец рвётся в друзья или пристаёт с непристойностями, можно осадить его любыми словами – он вас не достанет. А проще заблокировать его на веки вечные.

Так думала Мана в последнее время. Виртуальность, так ею не любимая, сейчас была ей на руку. Она, будучи больной, с невероятно неудобным, каждый раз по-разному вздувшимся телом и неведомо каким образом изменившимся лицом, переживала сладкие минуты общения с вожделенным мужчиной, не боясь, что он увидит её безобразную внешность. Некоторое время он просил её включить камеру, но она всегда ловко уходила от этого вопроса, потом предложила: