Легче стало ему от этих мыслей, почти успокоенный, затушил он сигарету, взял фотографию и поднявшись со стула, сделал пару шагов к двери. Оказалось, что не заметил он еще одного предмета. На большом листе ватмана был карандашный рисунок девушки. Сделан он был уверенными, тонкими линиями, от чего получался каким-то воздушным. А изображена была там девушка, сидящая на кровати, едва прикрытая одеялом и какой-то, едва намеченной тканью. Противно ему стало, сделал он еще шаг, что бы сорвать эту порнографию, его почти тошнило при мысли, что его Иришка могла позировать кому-то голышом. Он даже руку протянул, но не успел. Отвлекла его надпись. Внизу.

«Нет женщины красивее, чем Вы, а Ваша дочь – совершенство. С уважением, Игорь».


Опустил он руку и рассмеялся. На рисунке была изображена не Иришка, а Елена Серафимовна. А от той можно было ожидать чего угодно. Ниже была сделана еще одна надпись. Он нагнулся и прочитал.

«Игоречек, я надеюсь, ты отвечаешь за свои слова. Е.С.»…


Это было последнее, что он увидел в этой квартире. Рванул он из нее на улицу, выронив где-то по дороге фотографию. Выронил, и даже не заметил. Внутри него все кипело. Решил он для себя, что шагу больше не сделает по этой квартире…


И сейчас, шагая по дорожкам старого кладбища, он думал, а что же вызвало его тогдашнее бешенство. Да и вообще, что он искал в тот день в той квартире. Ведь ему ничего не было там нужно. Шаг за шагом он вбивал этот вопрос в дорожку, и каждый раз он возвращался и застил глаза…. А потом появился и ответ. Может и неправильный, может и не на этот вопрос. Тоски он искал там чужой, чувства вины чужое. Вины перед ним…. Искал, но не нашел. Только понял, что он – всего лишь эпизод и в жизни его жены, Елены Серафимовны, и что самое обидное, в жизни Иришки. Нет, ее он, конечно, не винил. Чувствовал, что в основном, это дело рук жены. Это она внушала Иришке, что после развода он стал для них совершенно чужим человеком. Какими, хоть пруд пруди на улице…


Туман тем временем все густел и густел. Уже и букет в вытянутой руке невозможно было разглядеть. Попытался вспомнить, сколько он блуждает здесь, взглянул на часы, но те почему-то остановились. Это совсем его расстроило. Пришла даже в голову странная мысль, плюнуть на это кладбище, и вернуться домой, но оглядевшись, понял, что попал в самую глупую переделку в его жизни – заблудился на кладбище. Буквально огорошенный этим фактом, он беспомощно оглядывался, стараясь сориентироваться в тумане. Только без толку. Понял, что будь он даже в пяти метрах от выхода, он все равно его не увидит.

Не выдержал. Плюнул в сердцах на дорожку и зашвырнул куда-то в сторону оба букета. А руки, озябшие, сунул в карманы плаща. А потом решительно зашагал вперед, решив, что если пойдет, никуда не сворачивая, куда-нибудь, да выйдет. На миг стало пусто и в голове, и в душе. Но что-то новое появилось в этом обступающем его тумане. Он даже не поверил сразу, но когда прислушался, понял, что не галлюцинация посетила его, оказалось, что действительно, какой-то придурок пришел на кладбище с гитарой, и теперь играет на ней.

Сначала стало жутко ему. Один на один с психованным, да еще на кладбище. А потом он решил, что близко подходить к нему не будет, а посмотрит издалека, может этот ненормальный и выведет его с этого дурацкого кладбища.

Он прислушался, даже снял шляпу и приложил руку к уху. И в таком положении пошел на звук гитары. Осторожно, чтобы не спугнуть больного. Вскоре, пришлось ему сойти с асфальтовой дорожки и пойти прямо по опавшей листве, от чего туфли вскоре промокли, а ноги начали мерзнуть.