– Разница в смысле. Трудиться – от слова «труд», а работать – от слова «раб».

– Откуда вы это знаете?

– Я смотрел и, следовательно, я видел. Причем видел своими собственными глазами и работу и труд.

– Наверное, вы много повидали, – Агафья Тихоновна задумчиво разглядывала Артака.

– Много.

– Вам было трудно?

– Нет, что вы, – Артак покачал головой из стороны в сторону, – мне было легко.

– Почему?

– Я смотрел, видел, познавал, учился, находил новое, и каждый раз прощался с этим новым, предвидя ещё более новое. И каждый раз прощал. Это всегда придавало мне силы.

– Как же это? Я что-то не пойму. Прощался и прощал – это какая-то игра слов? – Агафья Тихоновна на мгновение зажмурилась, как будто это помогало ей думать.

– Человеческий язык, а можно сказать – это вы сами и есть, – дракон рассмеялся, – единственный неподкупный свидетель.

Артак говорил медленно и внятно, словно давая понять, что повторять не будет.

– И если историю можно переписать хоть тысячу раз в угоду одному или другому событию, человеку или правительству, то язык… – он щёлкнул пальцами когтистой лапы, словно подбирая необходимое слово, – язык всегда развивался, развивается и будет развиваться в строгом соответствии с самим человечеством. Он формировался и формируется созвучно и сообразно реальному течению событий. И, именно поэтому, изучая процесс формирования новых слов – как песчинок одного большого и целого организма под именем «речь», мы всегда и с колоссальной, с потрясающей точностью можем определить то, что было в той или иной эпохе. Да мне ли вам рассказывать? – Артак явно намекал на прямую причастность самой Агафьи Тихоновны к человеческой речи, – вы, столь искусно владея этим инструментом, сами по себе являетесь безукоризненным и безупречным, бесхитростным и безгрешным, честным и благородным и самым что ни на есть порядочным, правдивым и прямодушным учебником по всей человеческой истории.

Агафья Тихоновна молча и внимательно слушала.

– Да разве вы сами не замечали, что люди, когда прощаются и говорят «прощайте», тем самым, словно дают совет – прощайте, прощайте, обязательно прощайте. Прощайте всех без разбора. Прощайте быстро. Прощайте искренне. Прощайте честно, неподдельно, без затей и церемоний. Прощайте, прощайте и ещё раз прощайте. Особенно, – дракон оглянулся, словно их мог кто-то подслушивать, – особенно, когда прощаетесь.

– Прощаетесь с кем?

– С кем угодно и с чем угодно.

– И как все это связано со светом? Ну или с цветом?

– Свет всегда двигается только вперед, без сожаления оставляя позади себя всё прошедшее. Свет, будучи энергией в чистом виде, если бы обладал интеллектом, сродни человеческому, обязательно бы прощал всех и за всё, иначе трудно бы ему пришлось путешествовать, не так ли? – Артак подмигнул Агафье Тихоновне, – ведь ему пришлось бы таскать с собой такую тяжесть.

– Что ему пришлось бы таскать с собой? – акула окончательно запуталась.

Казалось, на её лице живыми остались только глаза, которыми она автоматически и совершенно бездумно следила за бушующим потоком кровяных частиц.

– Что? – Артак удивленно приподнял брови, – конечно же, непрощённое.

– Непрощённое? И что бы тогда было?

– Что бы было – я не знаю, но нашей Вселенной бы точно не было, ибо она вся и целиком построена на одном общем принципе – на способности света преодолевать огромные расстояния, принося с собой необходимую энергию, которая и позволяет всему сущему… – дракон внезапно замолчал и пристально посмотрел на акулу.

– Которая позволяет всему сущему… – Агафья Тихоновна повторила заключительные слова Артака, словно подталкивая его мысли и замолчала, позволяя самому дракону закончить свою же фразу.