– А как же классика? Где же старый добрый утюг?

– Утюг – это удел снобов. – Подключив все провода он отставил устройство нагреваться, а сам, подвинув ближе ко мне стул, уселся поудобнее. – Ну так, где документы?

– Ну расскажи уже по-подробнее, что за документы? Как они выглядят? Может я действительно их видела. – Господи, и откуда у меня этот сарказм в такой ситуации?

– Я долго охочусь за этими бумагами. Сначала твой дядя, он много проблем мне принес. Мы долго следили за ним, наводили справки о нем и о тебе, подбирались ближе. Но все, что мы выяснили это то, что он является хранителем этих чертовых бумажек, за которыми мы столько лет гоняемся. И вот, когда мы почти схватили его, он убежал от нас. К сожалению, мне пришлось убить его. Я честно не планировал это. Ну, не сразу. Сначала я должен был вытянуть всю информацию, а потом убить.

Ярость застила мне глаза. Передо мной сидел убийца моего дяди, я больше не чувствовала боль в своем теле, во мне осталось только одно чувство. Вернее, жажда. Жажда мести!

– Тебе лучше убить меня! Потому-что если я выберусь отсюда, ты не проживешь и пару секунд! Я убью тебя любой ценой! Даже с завязанными руками и ногами, я перегрызу тебе горло, только дай мне возможность! – Практически прорычала эти слова.

– Тогда я не буду давать тебе эту возможность. – Ухмыляясь он взял в руки паяльник. – Но мы с тобой отклонились от темы нашего разговора. Ну так, что там на счет документов? – Не дождавшись ответа опустил инструмент на внутреннюю часть моего бедра, продержав секунд пять он продолжил:

– Ты куда-то их спрятала?

– А тебе не приходило в голову, что Костя мог держать документы в другом месте?

– Приходило, но мы хорошо изучили его, он никому не доверял и особо важный объект хранил рядом с собой, всегда под контролем. – Ненадолго воцарилось молчание, в котором слышно только мое хриплое дыхание. – Не знаю, заметила ты или нет, в палате твоего дяди была камера. Мы достали запись с последними минутами его жизни. На видео очень хорошо видно, что Костя перед смертью что-то тебе говорит, хоть звук и отсутствует, но по губам можно прочесть слово "шкаф" и четыре цифры. А после осмотра квартиры, было ясно, что ты обнаружила сейф и забрала его содержимое. Так что, повторяю вопрос. Где то, что ты взяла из сейфа?

– Что такого важного в этих бумажках?

– Моя задача – это достать их любой ценой, а что в них? Меня не касается. Я не задаю лишних вопросов, и тебе не советую.

– А какая разница? Ты меня все равно убьешь.

– Верно. Но от тебя зависит будет ли эта смерть быстрой, или долгой и мучительной.

– Опять избитая фраза, в кино постоянно так говорят, не впечатляет.

– Ну что ж, – он снова опустил паяльник прожигая джинсы и мою плоть, задержавшись на пару секунд дольше чем раньше, – Где. Ты. Спрятала. Бумаги?

Сейчас я мало походила на адекватного человека, больше на пациента психбольницы. Бешенство, бушующее во мне от осознания того, что я ничего не могу сделать существу отнявшего у меня семью, последнего дорогого мне человека, заставляло получать от боли удовольствие. Боль давала выход неконтролируемым эмоциям. Мне плевать, осталось ли у меня хоть живое место на бедрах или нет. Мужчина продолжал жечь мои ноги задавая один и тот же вопрос "Где документы?". Через какое-то время на физиономии этого мерзавца промелькнуло разочарование, его труды не приносили результатов.

– Может попробуем что-нибудь новенькое? А то паяльник как-то приелся, хочется новых ощущений. – Проговорила я с наглой улыбкой вместо ответа на очередной вопрос. Не стоило признаваться в убийстве Кости, это снесло мне крышу. Человек в костюме ни говоря ни слова встал и пошел к двери, когда дверь открылась он бросил несколько слов парню в коридоре и ушел. Молодой человек зашел в мою так называемую камеру и принялся убирать орудия пыток. После он ненадолго исчез и вернулся уже с тележкой для развоза пищи на которой громоздился музыкальный центр. Он установил его и включил какой-то тяжелый рок на всю громкость, затем вновь удалился. Из-за кофеина в моем организме голова итак раскалывается, а тут еще этот дикий шум. Этот грохот должен кто-нибудь услышать и вызвать милицию. Мои размышления прервал мой новый надзиратель, войдя в комнату неся два ведра с водой и с наушниками защитными от шума на голове. Поставив ведра возле стула, он сел, напротив. Я ждала следующих действий, но их не было. Парень просто сидел, скрестив руки на груди и пялился на меня. Говорить ему что-то бесполезно, он все равно меня не услышит, я сама себя не услышу в этом диком реве, называемом музыкой.