Баронесса Ольстрих, привлекательная особа, находилась как раз в том возрасте, когда ещё могла соревноваться отточенной зрелой красотой с только расцветшей прелестью дочери. Хотя Нинэ больше походила на отца, широкоскулого с глубокими раскосыми глазами и тонкими губами. Почтительным поклоном Барон постарался скрыть явную подавленность. Инквизитор показал на два кресла, разрешая присесть благородным просителям.

– Ваше Святейшество, догадывается, о цели нашего визита, – барон сделал паузу, подбирая слова, – Нас беспокоит судьба дочери, доверенная вам.

– Что вы хотите услышать? – спросил маг.

– Как родители Нинэ, мы просим пояснить, за что столь жестоко наказана наша дочь?

Инквизитор знал, они быстро решатся на этот визит. Обратиться к учителю, с таким вопросом, было неучтиво, однако положение в обществе и богатство, давало им уверенности в исключительности и надежду, получить ответы от чиновника самого высшего ранга. Он же не считал наказание суровым. Скорее рассматривал как урок, в который никому не следует вмешиваться. Однако сейчас Инквизитор, удручённый потерей офицера, искал изъяны в своих действиях и хотел объяснить их. Прежде всего, самому себе.

– Моя ученица наказана за несдержанность. Это научит её контролировать силу.

Баронесса Ольстрих вздохнула. Слова Инквизитора резали материнское сердце. Она промолвила:

– Отдавая Нинэ в обучение, мы надеялись на правильное применение её способностей. Это же ваша лучшая ученица!

Инквизитор прервал её. В другой день, он бы ограничился только этой фразой. Жалости к баронессе он не испытывал, и тем более, не должен оправдываться. Лишь хотел напомнить.

– Нинэ – сильный маг! Обученный и готовый к выполнению сложных заданий. Она понимает всю ответственность за применение магии.

– Но лисица! Как можно? – в отчаянии воскликнула баронесса.

– Если бы ваша дочь была юношей, я бы отправил её в тело волка. Нинэ сама решит, сколько времени будет проходить урок.

– Неужели у вас и в самом деле нет сердца!

Барон крепко сжал руку жены, заставляя замолчать. Она могла разрушить их благополучие, оскорбив одного из самых могущественных магов Глории.

– Ида, остановись. Я приношу извинения за слова баронессы. Она ослеплена горем.

Инквизитор снова сел в кресло перед столом, показывая раздражение.

– Обучение магии сопряжено с риском. Отдавая дочь, вы подписали договор, в котором не вмешиваетесь в процесс обучения, и вам будет позволено видеть её. Если бы не подписали, необученный и незаконный маг подвергся бы расчеловечиванию. Такой судьбы вы хотели бы для дочери?

Баронесса едва сдерживала слёзы.

– Умоляю, сжальтесь над ней.

– Вам напомнить закон, по которому ученик принадлежит учителю на время обучения?

Барон разрывался между жалостью к жене и дочери и соблюдением законов. Гордыня перевесила его благоразумие и он произнёс:

– Мы будем искать защиты у Арх-канцлера!

Неожиданный смех Инквизитора испугал их.

– Несомненно Его Высочество, как глава Магистерата заинтересован в ваших кораблях и выслушает вас. Вряд ли его заинтересует судьба какой-то лисы-оборотня. Скорее он поручит Инквизиции проследить за ней.

Баронесса покачала головой, как безумная. Прошептала:

– То есть Вам! Сменив обличье, вы не стали человеком!

Теперь наказать следовало её. Инквизитор наклонился вперёд, облокотившись о стол и сцепив руки.

– Порой быть диким зверем лучше, чем человеком. Столь необдуманным приходом, вы лишь увеличили срок наказания вашей дочери.

Баронесса побледнела, вцепилась в руку мужа, услышав. Оставалось только уйти. Верховный Инквизитор проводил их взглядом, думая об ученице, уже затерявшейся в тайге за Бискайским хребтом, обречённой три года носить обличье лисы. Барон Ольстрих считал это позором для столь благородного рода, не понимая, что только так, его дочь может исцелиться от яда высокомерия и научиться смирять гордыню, затмившую разум.