– Ты резко подсекай, Ген. Чуть дернуло в первый раз, уже, считай, заглотил. Тяни сразу. Окунь-лапоть, это тебе не мелочь какая. Коли заглотил, так не отпустит уже. Не как плотва, поди, мусолит червя. Сразу до брюха крючок засаживает себе.

– Хорошо-то как, Егорча.

– Знамо дело.

– Слушай, Егорча. Спросить хочу вот все. А как вышло, что ты тут оказался? Если удобно, конечно. Рассказать.

– Да что ж неудобного, Ген. Рассказать-то можно.

Егорча поддернул донку. Солнце уже осело за изломанную линию елей на той стороне озера.

– Расскажу, Ген.

Сидели далеко за полночь. Пламя бездымного, на сушняке, костра освещало неровными всполохами лица Генки и Егорчи, бликовало желтым на стволах стоящих вокруг сосен. Генка внимательно слушал, а Егорча, рассказывая, как он оказался на острове, словно окунался в себя давным-давно забытого. Казалось, все произошедшее было не с ним, а совсем с другим Егорчей.

На следующий день встали с донками на гряде. Гряда – «коро» по-карельски. Тягали темнобоких окуней.

– То есть ты, можно сказать, только здесь и нашел себя, да, Егорча?

– Видимо так, Ген. Это ты со вчера, что ли, переваривал все это время наш разговор? – усмехнулся Егорча.

– Да. Как-то, знаешь, параллели некоторые есть в наших историях. У меня, конечно, не такой треш, как у тебя, но потенциал есть. – Здесь уже заржали оба.

На исходе четвертого дня, как и договаривались, проставили все сети.

– Завтра обратно, – вздохнул Генка.

– Отдохнул?

– Ну, вроде.

– Вот этим и живи. А не вздохами. Настоящим живи.

– Это верно.

– Ну вот. А ты себя обратно тянешь. В проблемы свои. Живи тем, что кончились они. А там и новые подтянутся. – Егорча усмехнулся, взглянул на Генку.

– Прав ты, Егорча. Дровишек подкинуть?

– Кидай.

Наутро Егорча с Генкой сняли богатый улов сетями и попрощались.

– Ну, Егорча, коль будешь в Москве, то номер свой я тебе оставил.

– Добро. Удачи тебе, Ген.

– Ага. Спасибо. За разговор спасибо. Помог ты мне, Егорча. Очень помог.

– Бывай.

Егорча долго стоял на берегу, слушая стрекот удаляющейся Генкиной моторки. Волны лениво плескались о прибрежный песок.

Опасно осеннее озеро. В первую очередь стремительной переменой погоды. Еще с утра может отливать серой свинцовой гладью в лучах скупого на тепло солнца, а к обеду уже разгоняет колючий сиверко свирепую волну, быстро обрастающую беснующимися барашками пены на гребнях. Да и волна по осени, особенно в октябре, совсем не та, что в пору скоротечных июльских грозовых штормов. Крутобокая, частая, резкая, бьет нещадно в скулу моторки, окатывает леденящими брызгами.

Совсем скоро, к середине ноября, стянет озеро первым прозрачным льдом. Сперва у заберегов ломкой хрустящей кромкой. С первыми снегопадами начнет морозно застилать озеро все дальше. Недели три следует выждать, пока надежно затянет проливы в междуостровье темным льдом, что выдержит человека.

В последние недели перед ледоставом Егорча привычно промышлял сижком. Идет сижок на нерест в самую неудобную для рыбака пору. Осенний день короткий. Чуть рассвело, уже торопится небосвод засереть стылыми вечерними сумерками. В укромных загубинах да в проливах ставит Егорча частые сетки. Частые это с мелкой ячеей. Двадцать на двадцать, в миллиметрах если. Набьет за ночь в сеть промыслового карельского сига. Сплошной трепыхающейся серебристой стеной идет тяжелая сеть из стылой воды. Немеют пальцы на ветру.

Половину сети принимает Егорча на левую руку, после перевалить бочкой в лодку, нанизать на палку и вторую половину вытягивать, коченея нещадно, без права на отдых. Потому что вертит лодку на ветру, так и норовит крутануть вокруг сетки. Нельзя допустить. Зацепится сетка за винт мотора, пока выпутаешь, пуще закрутит, приходится рвать нещадно. А сети на вес золота у Егорчи.