Горло перехватило.

– Что произошло? – спросил Аид, с отвращением скидывая с себя руку человека в форме.

Ему что-то втолковывали уверенным голосом, вселяющим спокойствие, и Аид, конечно же, ничего не понял, потому что нечто сбивало его с толку, будто висело в воздухе плотной пеленой.

– Просто ответьте, она будет в порядке?

Он не хотел в это верить.

Он чувствовал смерть.

– Простого «да» или «нет» было бы достаточно, спасибо.

Ему сказали, что сложно дать точный прогноз.

Аид хотел ответить, что это ничуть не сложно, что они, наверное, не знают, что такое сложно. Что видеть неподвижным человека, который был бурей, восстанием, отчаянием где-то в груди, – вот это сложно, а эти проклятые доктора, наверное, не на рынке свои проклятые дипломы покупали и уж точно должны выдать что-то внятное. Он уже открыл рот, но вдруг заметил совсем рядом острую, элегантную фигуру в черном, которая взволнованно покачивалась, прижимая к глазам кружевной платочек. Какие-то люди в пижамах, в домашних халатах – видимо, соседи – подходили к ней, а она стояла бледная, безучастная. Аид сразу узнал Деметру, несмотря на то, что видел ее раз в жизни. Тогда они невзлюбили друг друга настолько, насколько это вообще возможно для людей, едва перекинувшихся парой фраз. И теперь он растерялся, не зная, стоит ли выразить сочувствие. Или, может, надежду на то, что все будет хорошо? «Какое уж тут, к черту, хорошо».

– Лучше уйди. – Поймав его взгляд, Деметра царственно подняла голову, будто вмиг превращаясь из разбитой горем женщины в холодную статую. – Ты действуешь мне на нервы.

«Бедная мать. Надо посочувствовать. Заверить ее, что все будет в порядке». Вместо этого он, как заколдованный, спросил:

– Что с ней будет?

– Сам-то как думаешь? – закричала было Деметра, но, вовремя опомнившись, прикрыла рот ладонью и понизила голос. – Моя девочка в коме. Потеряла много крови. В нее стреляли… Нет, я как знала, как чувствовала…

– Она попросила меня приехать. – Аиду стало не по себе от взгляда женщины, и он неосознанно сделал упор на это «она», словно выставляя его перед собой на манер щита.

Деметра ткнула пальцем в сторону полицейской машины:

– А этого кто попросил приехать?

Он близоруко прищурился, пытаясь разглядеть ворочающийся силуэт за стеклом и жалея, что не носит очки. Стоп, это что…

– Сизиф? – Аид не верил своим глазам.

– Из-за тебя! Он хотел убить мою девочку из-за тебя! Так он сказал.

Мир сузился до размеров машины. Будто в замедленной съемке Аид увидел, как дверь автомобиля на секунду приоткрылась, выпуская полицейского, и следом за ним высунулась растрепанная голова.

– А еще она что-то выпила, – яростно доказывал Сизиф. – Потом швырнула в меня бутылкой, все разлетелось… Я нажал на курок… Я не стал бы ее убивать, только напугать хотел, клянусь! Я просто хотел жить, ясно вам? Мне нужны были деньги! А этот урод, этот садист конченый, последнее отобрал! Месть? Это не месть, это справедливость, какого хрена я должен был умирать? Адвоката! Требую адвоката!

Полицейские быстро затолкали его в машину, но он еще продолжал что-то вопить и отбрыкиваться, даже когда автомобиль тронулся. Аид отвернулся, охваченный жаркой, незнакомой раньше яростью. Он бы отдал многое, чтобы посмотреть на страдания Сизифа. Больше, чем его, он мог проклинать только свою неосмотрительность. «Я постараюсь забрать у тебя самое дорогое», – сказал Сизиф тогда возле моста. Но Аид не привык реагировать на людей, на их эмоции, которые попросту не понимал, на пустые угрозы и обидные речи, которые его не трогали, – и в итоге поплатился за это. Он инстинктивно сделал шаг навстречу скорой, но Деметра бросила на него предостерегающий взгляд.