– Черт! – процедил продюсер и стукнул кулаком по столу. – Черт, черт!

Сердце отозвалось острой болью, и он затаил дыхание, сунул под язык пилюлю, пережидая приступ. Когда полегчало, он достал телефон, набрал номер Ирины и проговорил:

– Приветствую. Вы еще не спите?

– Я раньше двенадцати не ложусь, – ответил мелодичный женский голос, и у Трошкина перехватило дыхание.

– Представьте, я тоже… Могу я приехать к вам с визитом?

– Сейчас?!

– Простите, но дело безотлагательное. Это… касается вашего мужа.

– Вы что-то узнали о Коле? – заволновалась она.

– Я готов обсуждать это только с глазу на глаз, – заявил Трошкин.

– Тогда приезжайте! Я жду!

– Вы ужинали? По дороге я заскочу в супермаркет. Что взять?

Этот его вопрос остался без ответа. Ирину не интересовала пища, не беспокоил голод, и ела она исключительно по необходимости, дабы поддерживать свой организм в сносном состоянии.

– Валерий, вы меня вознесли на небеса! – с жаром воскликнула она. – Когда вы будете?

Трошкин бросил взгляд на часы и сказал, что доедет за сорок минут, если не застрянет в пробке.

– Метет, – добавил он, выглядывая в окно. – Зима берет свое. Ну, я пошел к машине.

Он надел пальто, шарф и спустился на парковку. Маша до сих пор не позвонила, – наверное, обиделась и решила наказать его молчанием. Дура! Жаль, что нельзя ее выгнать вон. Приходится терпеть идиотские выходки, сносить оскорбления. У него иногда руки чесались отвесить этой склочной бабе оплеуху, но он сдерживался. Помнил слова своего кредитора: «Она тебе нужна, дружище! Не горячись. Подумай и прими верное решение!»

Усевшись за руль черного «мерса», Трошкин выругался сквозь зубы и включил зажигание. Машина медленно двинулась к выезду на трассу. Снежинки кружились в воздухе, засыпая лобовое стекло. Видимость была ужасная. Дома тонули во мгле, цветные огни светящимися бусами проступали из тьмы.

– Праздники прошли, а бусы остались, – пробормотал продюсер.

В детстве он больше всего любил украшать елку именно бусами. Не шариками, не другими игрушками, а нанизанными на прочную нитку сверкающими побрякушками. Такими же бесполезными, но желанными побрякушками была унизана его жизнь. Фальшивый блеск, хлопоты и осколки, которыми можно порезаться.

Вот и сейчас никчемные мелкие мыслишки загромождают его голову, тогда как он нуждается в грандиозных свершениях и молниеносных прорывах.

Трошкин почти вовремя притормозил у парадного, где жила Ирина. На дорогу ушло сорок пять минут. Он успел.

Поднявшись в лифте на седьмой этаж, он позвонил. За дверью раздались торопливые шаги, щелкнул замок, и позднего гостя встретила женщина с печальным и бледным лицом.

– Что вам известно о моем муже? – с порога спросила она.

– Можно я войду?

– О, да-да, конечно…

Ирина посторонилась и пропустила в квартиру шумного неуклюжего человека в длинном сером пальто.

– Вы меня не боитесь? – усмехнулся он.

– Помилуйте, Валерий Михалыч… что вы такое говорите?

– А я страшен, Ирина! Страшен и жесток! Когда судьба загоняет в угол, невольно становишься крысой. Вы когда-нибудь имели дело с загнанной крысой?

– Н-нет…

Разговор с Аней в кафе вызвал у Ильи досаду. Девушка много болтала на посторонние темы, и ему с трудом удавалось направлять беседу в нужное русло. Он ничего толком не узнал! Вернувшись домой, он тщательно просеивал в памяти все, что касалось Ирины и ее уединенной жизни в Москве…

Аня твердила, что у Трошкина к Ирине чисто профессиональный интерес. Тот-де искал актрису на главную роль в своем фильме и случайно наткнулся на старые пробы. Внешность Ирины отвечала всем требованиям и даже превосходила их. Продюсер захотел лично познакомиться и не терял надежды уговорить ее сниматься.