Не знал, что у вас так много было именно немецкого – традиций, и т.д. очень интересно :). А про деньги не понял ты что ли их тратила на что-то еще? Нецелевые расходы были? Чего это отец так жестко наехал то на тебя?

Очень интересно, пиши еще пожалуйста ;)

Да ничего я не воровала! Они ж меня не контролировали, верно, закралось какое-то сомнение или похмельная бдительность заговорила. До сих пор тайна сия не открыта. Всё что покупалось, всё на виду, на столе оказывалось, холодильника то не было. С запасом можно было купить продукты долгого хранения сахар, соль, муку, крупу, консервы, мыло, мясо своё – оно не покупалось, а остальное, на раз-два покушать. Зимой еще, куда не шло. Двойные рамы на окне, между ними лежало сливочное масло (летом в ведре с водой плавало), хлеб замораживали (достанешь и в духовку буханку положишь, а она оттает, запечётся, хрустит румяными корочками, и с пельменями жуём, за ушами трещит). Я никогда не съела ни одного лакомого кусочка одна и в тихушку! Скорее наоборот – отдавала. К примеру, деньги на питание давали, иногда на пару пончиков, цена им была 3 копейки, я эти денежки сохраняла. Сохраняла, сохраняла, а потом подарки покупала.

С чего воровать-то. Отец зарабатывал 120 рубчиков, мама рублей 60. Сдачу от покупок до одной копеечки в шкаф клала. Они же только на продукты оставляли.

Полагаю, что если б на самом деле подозревали, даже бы шааагу не смогла из квартиры сделать, была бы бита нещщщадно по возвращению, а то ушла и не остановили! А так, хорошо получилось. Мой уход, неожиданный для отца, перечеркнул все подозрения и недомолвки, завиноватил его самого.

Была ещё одна «коса на камень» между мной и отцом. Конец февраля или начало марта 1969 года. Мы жили с Федяковым ещё в одной комнате внизу с соседями (у них две). Приехал папа в гости, неожиданный сюрпрайз. Собрали с вашим папаней стол-угощение, сидим втроём разговоры разговариваем. Заявляется федяковский приятель (учились в техникуме вместе), не выгонишь ведь, за стол пригласили. Сидели – ляля– тополя, болтали. Федяков упился, спать завалился. Дед на питиё крепкий, забыла, как приятеля звали – величали, он ещё посидел с нами какое-то время и ушёл. Отец стал мне всякую гадость молоть: «Почему он остался, если хозяин спит». Короче приревновал меня, ерунды всяческой наговорил. Я ему: «Толя не ревнует, ты-то чего сказки сочиняешь, ложись спать». Ушла на кухню посуду мыть, чуть позже слышу, входная дверь хлопнула. Заглянула в комнату, отца нет, подумала – пошёл в туалет, а его нет и нет. Собралась, пошла, искать, около дома – нет. Испугалась за него – ночь, город незнакомый, заблудится. Зима, мороз – упадёт и замёрзнет. У страха глаза велики. По дороге бегу, увидела его, он шаг прибавляет. Я его догнала и в разнос пошла. Привела домой и сказала: «Сейчас ложись спать, а утром я встану, чтоб тебя не было, как приехал, так и уезжай. Нечего испытывать моё терпение, я не девочка на побегушках». Утром просыпаемся, его нет. Федяков спрашивает:

– Где отец?

– Нагостился, уехал.

Мама письмо написала, почему мол, отец в валенках на босу ногу приехал и без вещей. Что случилось, не рассказывает.

Я отправила посылку с его вещами, гостинцы от нас положила. Записку приложила – не рассказывает, значит, ничего не случилось.

После этого я с отцом не разговаривала до августа 1971. Хотя и жили мы уже у них. В октябре 1969 года, когда у меня начались схватки ночью 26, родители повели меня в больницу, была метель, сильный ветер гудел, сугробы глубокие. Отец шёл первым, путь прокладывал, метра через три за ним я, кряхтящая и стонущая, за мной мама. Она мне в спину – Идка, ты на такое дело великое идёшь, прости отца, я не знаю, что между вами произошло, но он сам не свой ходит. Я в ответ – сквозь рёв: «Нет!».