В семье моих предков, Мордаевых, в частности, традиция домашнего сыроварения сохранялась до конца 60-х годов 20-го века. Нам, детям, родившимся в 50-х годах, посчастливилось быть этому свидетелями и даже частенько пробовать этот необыкновенный, всегда свежайший домашний сыр, аналогов которому мне, например, никогда и нигде больше встречать не приходилось. По окончании процесса приготовления домашний (хочется сказать – аутентичный) сыр был белого цвета и имел форму шара (не случайно в старину говорили – «головка» сыра). Когда «шар» разрезали пополам, было видно, что в его центре концентрируется множество дырочек, и мелких, и крупных. По вкусу этот сыр был твердым, солененьким и чуть-чуть сладким, ничего общего не имел с соленой болгарской брынзой или широко распространенным адыгейским сыром. Едимоновский домашний сыр в семье Мордаевых варила Анна Ивановна, жена моего двоюродного деда Ильи Алексеевича, невестка Алексея Яковлевича и Евдокии Павловны. В послевоенные годы она была главной хозяйкой в доме Мордаевых в Едимонове. Но об этом подробнее – позже.
Следует все-таки ненадолго вернуться к истории, связанной с нашей прабабушкой Евдокией Павловной. Итак, специалистом по сыроварению в имении барона Корфа работал Николай Верещагин, брат знаменитого русского художника Василия Верещагина. Для справки: в Третьяковской галерее в Москве картинам художника В.Верещагина отведен целый зал, одна из самых известных его работ – «Апофеоз войны». Художник Верещагин не раз бывал в Едимонове, гулял по окрестностям, писал этюды. И, очевидно, между прочим, заводил знакомство с жителями села.
Судя по отрывочным сведениям, дошедшим до нас, прабабушка Евдокия Павловна в молодости была весьма привлекательной девушкой. Яркие голубые глаза, женственная фигура, густые волосы – эти качества унаследовали от нее все ее дочери и внучки. Художник Верещагин, который, кстати, в эти годы был уже весьма не молодым человеком, видимо, обратил внимание на статную девушку, нашел случай познакомиться и не раз беседовал с ней. Сама Евдокия Павловна, разумеется, понятия не имела, что это за барин с ней разговаривает. Знала только, что он брат Верещагина и что, вроде бы, художник. Много лет спустя она рассказывала своим дочерям, что он говорил ей: «Вот, Дуня, ты сейчас такая милая, такая хорошая, а выйдешь замуж за грубого мужика, он будет тебя бить, обижать, и вся красота твоя пройдет». И далее бабушка с удовлетворением завершала рассказ: «А муж меня не бил и не обижал». То есть гордилась не тем, что была знакома со знаменитым человеком, а тем, что муж достался хороший.
Что имел в виду художник, вступая в разговоры с деревенской девушкой, неизвестно. Возможно, просто любовался ее красотой и непосредственностью. Ни о каких пошлых ухаживаниях, я уверена, речи быть не могло. Во-первых, в наших деревнях нравы были строгие, глаза у деревенских жителей зоркие, и мужики были крутые, за порядком в деревне следили. Не думаю, что какой-нибудь заезжий немолодой человек, хоть немного знакомый с правилами жизни в деревне, рискнул бы морочить девушке голову с дурными намерениями. Во-вторых, наша девушка была строгого воспитания, не балованная, жила при отце, мачехе и взрослых братьях (см. выше). Уверена, что никто никогда не мог ее подозревать в рискованном кокетстве, я думаю, и мы этого делать ни в коем случае не должны. А тем фактом, что наша прабабушка в юности, будучи простой крестьянской девушкой, обратила на себя внимание знаменитого художника, и тот даже имел желание с ней говорить, полагаю, мы можем только гордиться.