– У меня туфли новые, не пройду.

Она на мгновение исчезла из окна джипа, и тут же оттуда появилась голая нога в красной туфле. Ирка за спиной Поляны фыркнула, едва не выронив сигарету, захохотала.

Серый смотрел на Клюкву, маячившую в соседнем окне. Она улыбнулась, что-то сказала Сынуле, тот снисходительно усмехнулся.

Поляна продолжала веселиться.

– Видал? Давай, я пойду к тебе… если куртку постелешь.

Малой тут же стушевался.

– Не, у меня куртка на самом деле новая…

Сынуля решил, что пора завязывать с этим «аншлагом». Он перегнулся через Клюкву и крикнул:

– Э, ёрики! Чтоб яма как у людей была, на два с половиной метра! Стёпа у нас мальчик крупный был, сто сэмэ в холке. Поняли-нет? Батёк сказал: «Лично проверю».

Серый тихо пробормотал:

– Да пошли вы оба… проверяльщики.

Он поднялся, рукавом стер с лица дождевую воду, сделал несколько шагов по жирной, скользкой глине к забору и сказал, стараясь не смотреть в красное, лоснящееся лицо Сынули, торчащее сбоку от Клюквы.

– Надя. Можно тебя на два слова?

Клюква мельком, как-то очень быстро, мазнула взглядом по лицу Серого, нарочито громко засмеялась.

– Не, сыро. Так говори. У меня от подруг секретов нет.

Серый почувствовал, как каменеет лицо, сжал кулаки.

– На ярмарку в воскресенье пойдёшь?

– Не-а, – все также глядя в сторону, покачала головой Клюква.

У неё был яркий макияж, длинные серьги-подвески в ушах, и они плясали, словно живые, в такт движениям головы.

– А чё? – проклиная себя за косноязычие и непонятную злость, которая только мешала, спросил Серый.

– Не чё, а что. Я днём не могу, занята.

– Чем? – Серый задал этот вопрос машинально и тут же проклял себя за него. Не надо было. Не надо…

Клюква перестала смеяться, в упор посмотрела на Серого, прямо ему в глаза.

– В гостях буду. Видик смотреть. Новые кассеты привезли из Москвы. «Эммануэль». «Греческая смоковница». Тинто Брасс. Хочешь, дам?

Девки засмеялись. Серый не знал, кто такой Тинто Брасс и стушевался, отвёл взгляд. Сынуля бесцеремонно перегнулся через Клюкву, прижав её к сиденью, и рявкнул:

– Заценишь. Заодно подрочишь перед сном.

Девки в джипе зашлись от хохота. Сынуля с довольным видом уселся на своё место, выжал педаль, и машина, разбрызгивая грязь, уехала вниз, в сторону трассы.

Дождь перестал моросить. Теперь он падал отвесно, холодный, мелкий, но частый, и ощущался кожей как тактильные стробоскопические вспышки.

Малой проводил джип долгим взглядом.

– Чёткая тачка, – сказал он и посмотрел в сторону могилы. – А Стёпа зверь был. Сынуля его гулять пускал на коробке. Он тогда у Боряна с Карла Маркса полжопы откусил. Собака Баскервилей такая, блин. Жалко, помер. Говорят, чумка.

– Ага, от Боряна заразился. Руку-то дай, Баскервиль! – напомнил о себе Индус. – Все уже, склеил Стёпа ласты, капец ему. Давай, вытягивай!

Малой протянул руку Индусу, но тут в его мокрой лохматой голове возникла новая мысль и он повернулся к Серому.

– Серый, а ты курить-то мне оставил?

Серый не ответил, глядя в хмарную даль за линией ЛЭП. Сигарету он давно докурил до фильтра, выкинул и забыл о ней.

Малой от досады дёрнул руку, Индус, почувствовав, что его ладонь выскальзывает, перехватился повыше. Малой, потеряв устойчивость, тонко, по-заячьи, вскрикнул и полетел на Индуса.

Оба свалились в могилу, в раскисшую глину, и завозились там, глухо матерясь и вскрикивая.

Индус первым встал на ноги. Одним движением, теперь уже не боясь испачкаться, он выбросил своё сильное тело наверх, повернулся и с силой пнул поднявшегося на ноги Малого в лицо.

– Козел, мля! «Пирамиды» новые, мать вчера принесла!

Малой, молча зажав лицо, скорчился на дне могилы. Через его мокрые, грязные пальцы начала сочиться кровь, несколько капель упало прямо в глину.