Простой народ любил веселиться. Забот днем хватало, хоть никого и не принуждали работать до изнеможения, а с наступлением темноты люди в возрасте любили посидеть в местном баре, скоротать вечер за разговором, песней и чарочкой самодельного вина или водки. Но те, кто помоложе, предпочитали более шумные увеселения.
Ильхо с Тео пробирались сквозь заросли, обходя тропинку. Вдалеке, перекликаясь с волнами, звенели под быстрыми и ловкими пальцами гитарные струны. Музыку здесь любили: жизнь под солнцем в окружении волн располагала слышать и слушать. Звук тут могли извлечь из чего угодно – казалось, даже из воздуха. И, если под рукой не оказывалось музыкального инструмента, им могли послужить горшки и палки, песок в раковинах, панцири черепах – все что угодно.
В замке развлечения были редкостью. Да и те чопорные приемы, что устраивались для редких и немногочисленных гостей, были далеки от простого безмятежного веселья на ночном берегу.
А на пляже было на что поглядеть. Юноши избавлялись от рубашек и жилеток, штаны подворачивали до коленей, а то и вовсе обходились набедренными повязками. Девушки же сбрасывали опостылевшие в жару платья и оставались в одних лишь сорочках, подолы которых подвязывали узлом сбоку, чтобы укоротить до колен, а то и выше. А те, что посмелее, прикрывали тело набедренной повязкой, стягивая грудь полоской ткани. Ночь дарила свободу делать то, что не осмелишься при свете дня.
Когда Ильхо добрался до пляжа и Тео догнал его, на ходу переправляя косу – вплетая в нее ленту с колокольчиками, что нежно звенели при каждом движении, – на месте уже было полно народу. Кто-то успевал еще искупаться, ведь именно с этой стороны острова был лучший заход в воду, кто-то разжигал большой костер, стаскивая и ломая сухие ветки, вразнобой наигрывали мелодии, другие же просто шумели, перебрасываясь шутками и с оглушительной радостью приветствуя друзей. Девушки звонко смеялись и порой – то одна, то другая – срывались с места, преследуемые босыми быстроногими парнями, задыхаясь от смеха и азарта погони.
Ильхо не делал важности из своего появления. Он всех здесь знал, все знали его – главное, что в ближайшее время ему будет все равно, кто он и кто они.
* * *
Работа на пролетах кипела. Герцог обошел кузнечно-прессовый цех в сопровождении начальника ночной смены. Нужно было убедиться, что угля хватит до следующей поставки и что к тому времени, как с Большой Земли прибудут корабли, все машины будут готовы и перепроверены. Но эти вопросы он собирался задать уже цеху сборки.
Механизмы протяжно скрипели, но исправно выполняли свою работу. Начальник ночной смены с привычной местным доброжелательностью докладывал о своевременном выполнении плана. В цеху даже ночью от печей исходил жар, но его рабочие были готовы к подобным условиям. Пот не сильно досаждал им.
Все же эти люди были исполнительнее и послушнее, чем первые, прибывшие сюда в самом начале его ссылки. Не зря он позже отослал прочь всех неугодных.
В своих людях нужно быть уверенным: что они не схалтурят ни на одном из этапов кропотливой работы и что не выдадут его секретов.
Из года в год в условленное время к причалу на островке Встречи, находящемуся на расстоянии всего трети морской мили, приходит караван кораблей: одно судно для перевозки груза и обязательно два военных для сопровождения.
Он отправляет им навстречу лодки, груженные готовыми машинами, а в ответ ему пересылают все необходимое, что нельзя добыть на острове: специи, ткани, лекарства, новые инструменты, предметы роскоши и самое важное – сырье и топливо, как для производства, так и для его научных изысканий. Такой вот натуральный обмен. По факту – лишь жалкие крохи. И ведь он может сносно жить и даже творить, но не слишком дерзко. Дерзость и смелость караются цивилизованным обществом.