На правах старого знакомого я представил девушек друг другу:
– Лада. Светлана.
– Милости просим, – сказала Света. – Все в сборе. Не хватает только виновника торжества.
– Где его носит?
– Пошёл в магазин за абсентом.
Тогда я понятия не имел, что такое абсент.
Затевая банкет, Серж спросил меня:
– Хватит по бутылке водки на брата?
– Сколько бы ни взял, всё равно придётся бежать за добавкой.
– Тогда берём ещё по бутылке вина.
Гладышевы занимали целиком коммунальную квартиру. Четыре комнаты, кухня, ванная и отдельно – туалет. В коридоре можно было гонять на велосипеде. На дверях бархатные портьеры, на стенах дорогие обои с яркими цветами.
В малом зале, в кожаных креслах, сидела праздничная публика.
Одноклассница Инка Данчич, смуглая рослая красавица. Активная комсомолка и спортсменка, она и в десятом классе выглядела взрослой женщиной. А сейчас и вовсе смотрелась, как настоящая дама. Инка была в чёрном официальном костюме и белой блузке с кружевными рюшами.
Рядом сидел её Бобошко, красивый здоровенный парень. Я видел его на ринге, когда занимался боксом. Он был в джинсах и сером свитере. Под свитером играли мощные мускулы. Инка дружила с Бобошко с детского сада и они едва дождались восемнадцати лет, чтобы пожениться.
Игорище, в синей рубахе и мешковатых брюках, по-домашнему развалился в кресле и листал какой-то журнал.
Пашка Суходол стоял возле пианино и смотрел, как его подруга двумя пальцами изображает «Собачий вальс».
Учительница русского языка часто хвалила Суходола за его сочинения. «У Павла богатая фантазия», – говорила она. Его подругу, пианистку Риту Пахомову, я помнил по школе. Миниатюрная цыпочка с голубыми глазами. Губки бантиком, бровки домиком. Казалось, у девушки всегда удивлённый взгляд.
– Оркестр, туш! – сказал я, когда мы с Ладой вошли в комнату.
Общий восторг. Девушки принялись обниматься, я пожал всем руки. Бобошко изобразил свинг в мою левую скулу. Я ему – хук в челюсть. Мы оба остались довольны.
Тут же явились Ямпольский и Серж. Серёга был в строгом двубортном костюме и при галстуке. Он всегда был франтом и следил за своей внешностью. Однажды я видел, как Серж укладывает волосы маминой плойкой.
Серёга подошёл к нам и, галантно наклонившись, поцеловал Ладе ручку.
– Ты мил, как всегда, – жеманно сказала Лада.
Я заметил, что у Сержа покраснели уши. Света при этом метнула в их сторону убийственный взгляд. Я удивился, почему у Серёги не загорелись волосы.
Светлана беззвучно пошевелила губами. «Вертихвостка!» – прочитал я.
После объятий и приветствий мы перешли в большой зал. Это была библиотека Серёгиного отца. Одна стена комнаты, от палубы до потолка, была заставлена книжными полками. В детстве мне удавалось заполучить оттуда редкую книгу.
В центре комнаты, под хрустальной люстрой, был накрыт праздничный стол. Белая скатерть, салфеточки, салаты – оливье и винегрет, сельдь и малосольные огурчики с рынка. За этим столом я впервые попробовал сервелат.
В президиуме заседали Сергей и Светлана. Мы с Ладой захватили стулья рядом с ними. Игорище устроился в торце стола, потому что ему требовалось много места. Остальные – как попало.
– Я всегда переживаю, хватит ли еды, – сказала Света, обращаясь к Сержу.
– За это не волнуйся, – ответил он. – Абинский легко порежет яблоко на двадцать частей. Он профи и всю еду называет закуской.
– В самом деле?
– Опыт не пропьёшь, – сказал я, наливая себе полную рюмку. – Трудное детство, недостаток витаминов, деревянные игрушки, все друзья – собутыльники.
– И Серёжа тоже?!
– Серёга – совсем другое дело, – говорю, – он знает название всех планет и все марки коньяка. Также может начислить с одной бутылки четверым по сто и себе – сто пятьдесят. Ведь правда, Лада?