– А вы представляете, что значит пройти шесть тысяч километров по сельве, где тебе и змеи, и ягуары, и речные пороги, и дикари-индейцы, и бандиты?
– Нет, абсолютно! Я даже по улице не передвигаюсь пешком.
– Так это примерно то же самое!
Король Неба уже внимательнее взглянул на франта: штиблеты у того блестели, воротничок был накрахмален, на галстуке красовалась булавка с огромным бриллиантом. Казалось, летчик пытался сообразить, что же на самом деле представляет собой незнакомец.
– Вы похожи на человека, у которого есть все что нужно, – наконец сказал он. – И я нисколько не сомневаюсь, что в прежние времена вы бы ни перед чем не спасовали… – Он показал пальцем вверх: – Но только там, наверху, да еще и в Андах, дело обстоит совсем иначе. Человека одолевают слабость и головокружение. Машина-то старая и хлипкая, она и без того с трудом удерживается в воздухе, а если вдобавок у пассажира сдадут нервы – пиши пропало. Вы ведь это понимаете, правда?
– Понимаю, – кивнул шотландец, который, похоже, вовсе не собирался сдаваться. – Ваши опасения мне понятны, только на этот случай существует простое решение.
– Какое же?
– Я полечу без ремня безопасности, – спокойно ответил он. – И если вы вдруг решите, что из-за меня подвергаетесь опасности, вам надо лишь сделать мертвую петлю и выбросить меня в пропасть.
– Вы в своем уме?!
– Беру с вас пример.
Джимми Эйнджел выбил трубку о подошву ботинка, посмотрел, как разлетается пепел, исчезая в темноте, в задумчивости почесал лоб и наконец едва заметно кивнул.
– Дайте мне день на размышление! – сказал он. – Парни простят меня за задержку. Жду вас здесь завтра, в это же самое время, только предупреждаю: если я принимаю решение, то, как правило, его уже не меняю.
– Согласен!
Когда они с Флоральбой закончили заниматься любовью и мулатка уснула, Джимми Эйнджел устремил взгляд в широкое окно, за которым уже занимался рассвет – такой же жаркий и липкий, как почти все панамские рассветы, – и постарался припомнить все, что наговорил ему франтоватый господин несколько часов назад.
Человек он прямой, что и говорить.
Если кто-то для начала выкладывает на стол кругленькую сумму, с тем чтобы его доставили в глухой угол далекой сельвы, он наверняка прекрасно знает, что ищет.
Золото и алмазы!
Для американца не было секретом, что самолеты, на которых он летал из Панамы в Боготу, по большей части предназначались для контрабанды изумрудов, чтобы вывозить товар из сельвы и перебрасывать через бразильскую границу, не платя пошлины. Однако колумбийские месторождения уже давно – считай, несколько веков – слыли самыми богатыми в мире, а вот то, что в Гвианах имеются сказочные месторождения золота или значительные месторождения алмазов, было новостью.
Что-то такое ему рассказывали о золотом песке, который несли некоторые реки амазонского бассейна, и о заброшенных серебряных рудниках Перу, а вот об алмазах в Южной Америке – именно о качественных алмазах – слышать не приходилось.
В его сознании они непроизвольно связывались с Конго, Южной Африкой и Намибией.
И вдруг к нему является сногсшибательный господин – будто только что вышедший из бутика на Пятой авеню – и заводит абсолютно серьезный разговор о сказочном месторождении, подкрепляя свое заявление обещанием заплатить пятнадцать тысяч долларов плюс десять процентов от прибыли.
Вот черт!
Пятнадцать тысяч долларов – это никак не меньше шести рейсов в Боготу и обратно; двенадцать перелетов над заснеженными вершинами, над долинами, где, как правило, дуют встречные ветры, да еще тысячи миль над густыми лесами, в которых никто не сумеет его отыскать, если мотор вдруг откажет.