– Ему следовало прочитать «Тигра» – тихо сказала девушка.

Я наигранно улыбнулся, сделав вид, что понимаю смысл ее слов. К счастью, она продолжила, одновременно доставая что-то из портфеля.

– Тигр, тигр… – она вопросительно посмотрела в мое лицо. Осознав, что оно ей врет, она стала шагать.

– Тигр, тигр, жгучий страх, ты горишь в ночных лесах. Чей бессмертный взор, любя, создал грозного тебя? Тот же Он тебя создал, кто рожденье агнцу дал?

Чтение было выразительным и вдумчивым. По-армейски развернувшись, она протянула мне что-то похожее на сигарету.

– Блейк, Уильям, к сведению. Ты не похож на агнца.

Настойчиво предлагая мне косяк, Иисус улыбнулась. Ее зубы белоснежно сияли в закатном солнце, попавшем на ее лицо. Клыки слегка прикусывали нижнюю губу. И я снова сдался.

Она подожгла тщательно скрученную самокрутку, что уже нелепо торчала из моего рта.

– В чем смысл жизни, Мартин? – неожиданно для меня Иисус задала вопрос.

– Она это спрашивает у всех при знакомстве, – хрипло заметил ее друг, задерживая очередную порцию дыма в легких.

– Я считаю, что гедонисты в этом плане ближе остальных подошли к правильному ответу. Но себя отнести к ним не могу, – разболтался я.

– Разве я говорила о тебе? Жизнь слишком многогранная, – Иисус с придыханием взрывала эгоистичные нормы моего ума. – Как ты мог забыть, допустим, о муравье, что ползает по твоим брюкам, старательно уворачиваясь от безмерных рук?

Я наклонил голову и увидел вселенную в крохотном насекомом. Взял ее на палец и выпустил из плена.

– Никогда не думал о смысле муравья, – разочарованно произнес я. – Все другие, которых ты спрашивала, как полагаю, поступали так же?

– Да, – без доли огорчения ответила девушка, – в основном, их мысли ограничиваются размножением и самоудовлетворением.

– А к чему же привели твои размышления о насекомых?

Мимика Иисуса выразила легкое изумление. Словно в подобных разговорах она не получала взаимности.

– Я сделала вывод, что материя преображается только для собственного изменения. От бактерий, вырабатывающих кислород, она перешла к человеку, чья ядерная сила разрушает природу. Звездная пыль соединяется, образует бесчисленные миры, где по принципу случайности она становится чем-то осмысленным. Мы, как ступень, существуем ради возможных перемен.

– Значит, – я собрался, – мне необходимо просто быть частью эволюции?

– Это значит, Мартин, что нужно самому искать ответы, если они тебе требуются.

Спустя некоторое время, казавшееся бесконечностью, Иисус и Кристиан, имя которого я узнал дважды, провожали мое ватное тело к его пристанищу. Химия природы после третьей самокрутки стала непредсказуемой. В сумерках, ожидая зеленый свет, я неожиданно оказывался на дороге за тротуаром в десяти метрах от пешеходного перехода. Но Кристиан, обнимая, тянул меня в положенное место. В конце нашего путешествия улыбка Иисуса отражалась в моих красных глазах. Последние тридцать шагов к невысокой лестнице дома, осмелев до изменения классики 1, я повторял:

– В тот великий час, когда

Воззвала к звезде звезда,

В час, как небо все зажглось

Влажным блеском звездных слез,

Она, создание любя,

Улыбнулась на меня.

Я открыл глаза в серой темноте – было слишком рано. На протяжении нескольких минут я не мог воспринимать реальность, потому что она по ощущениям была не такой настоящей, как только что закончившийся сон. Я бредил еще некоторое время, пока не услышал звон будильника. Не пуская свет в комнату, достал из лежавшей на полу одежды последнюю сигарету. Выкурив половину лежа в постели, следующую я докуривал, разминая шею и спину на жестком ковролине. Бросил остатки в копилку в виде фарфорового кролика под кроватью. Совершил все утренние ритуалы и отправился вниз. Как и ожидалось, дома никого не было. На столе меня ждали остывшие тосты, растаявшее масло и теплый джем. Мои рецепторы привыкли к такому сочетанию вкусов и температур, поэтому только что приготовленный завтрак мне уже не нравился. Кофе я варил сам, поскольку родители думали, что я до сих пор пью только теплое молоко. Я взял чистую рубашку, оставленную висеть на ручке двери в ванную, стряхнул с пиджака и брюк остатки зеленой краски из локомотива, оделся и положил в черный портфель книги.