В экзегетической литературе различают три больших направления толкования этого события, которые нам необходимо рассмотреть. Прежде всего, это тезис, что изгнание Иисусом торговцев из Храма не означало нападения на Храм как таковой, но касалось лишь бывших там злоупотреблений. Без сомнения, все продавцы имели лицензию на торговлю, и иудейские власти получали от нее немалую прибыль. Таким образом, действия меновщиков и продавцов были вполне законными в рамках действовавшего в то время законодательства. Также имелись все основания осуществлять в просторном дворе язычников10 обмен бывших тогда в ходу римских монет, которые по причине изображенного на них портрета императора считались идолопоклонством, на еврейские. Здесь же вниманию покупателей предлагались жертвенные животные. Но это смешение богослужения и бизнеса не соответствовало изначальному назначению двора язычников. Своим поступком Иисус посягнул на установленный храмовой аристократией правопорядок, но Он не восставал против Закона и пророков, напротив, на месте насквозь пронизанной коррупцией практики, превратившейся в «закон», Он восстановил подлинный Божественный закон Израиля. Только этим можно объяснить тот факт, что ни стража Храма, ни находившаяся в состоянии боеготовности в замке Антония римская когорта не приняли никаких мер. Верховные священнослужители ограничились лишь вопросом, по какому праву Он это сделал. В этом смысле верен тезис, наиболее полно обоснованный Витторио Мессори, что Иисус, изгнавший торговцев из Храма, действовал в согласии с Законом и боролся со злоупотреблениями.

Но если мы сделаем из этого вывод, что Иисус является лишь «реформатором, защищавшим иудейские предписания» (так утверждает Эдвард Швейцер, цит. по: Pesch, «Markusevangelium» II, S. 200), мы недооценим подлинное значение этого события. Слова Иисуса показывают, что Его притязания значительно глубже, в том числе как раз потому, что Он хотел Своими действиями исполнить Закон и пророков.

Так мы подходим к противоположному по смыслу толкованию – политико-революционной интерпретации случившегося. Уже в эпоху Просвещения были попытки разглядеть в Иисусе политического мятежника, бунтаря, но только изданный в двух томах труд Роберта Айслера «Iesous Basileus ou Basileusas» (Heidelberg, 1929/30) осуществил попытку последовательно, исходя из всего текста Нового Завета, представить Иисуса как «апокалиптически окрашенного политического революционера, который поднял мятеж в Иерусалиме, был схвачен римлянами и казнен» (см. Hengel, «War Jesus Revolutionär?», S. 7). Книга получила широкий резонанс, но в особой ситуации 1930-х годов ее влияние не было продолжительным. Только в 1960-х годах установился особый духовный и политический климат, в котором подобный взгляд на евангельские события вновь стал актуальным. Теперь это был Сэмьюэл Джордж Фредерик Брэндон, как казалось, научно обосновавший толкование действий Иисуса как политического революционера («Jesus and the Zealots», New York, 1967). В этом труде Иисус рассматривается в русле зелотского движения, видевшего свое библейское обоснование в священнике Финеесе, внуке Аарона: Финеес пронзил копьем израильтянина, приведшего в свой дом идолопоклонницу, и считался образцом «ревности» о Законе и почитании истинного Бога (Числ 25). Свои истоки зелотское движение видело в инициативе отца братьев Маккавеев Маттафии, который в ответ на попытку полностью интегрировать Израиль в единую эллинскую культуру и, таким образом, лишить его религиозной идентичности, провозгласил: «Не послушаем мы слов царя, чтобы отступить нам от нашего богослужения вправо или влево» (1 Мак 2, 22). Эти слова предварили восстание против эллинской диктатуры. Сам Маттафия претворил их в жизнь, убив иудея, намеривавшегося по приказу эллинских властей открыто принести жертву идолам. «Увидев это, Маттафия возревновал, и затрепетала внутренность его, и, подбежав, убил его при жертвеннике. И возревновал он по законе, как это сделал Финеес с Замврием, сыном Салома» (1 Мак 2, 24–26). С этого момента слово «ревность» (по-гречески «zelos») стало определением готовности с оружием в руках встать за веру Израиля и путем насилия защитить его Закон и свободу. К этому течению ревнителей-зелотов якобы и принадлежал Иисус – таков тезис Айслера и Брэндона, приведший в 60-х годах к массовому возникновению волны революционных и политических теологических направлений. В качестве главного доказательства этого тезиса фигурирует изгнание торговцев из Храма, которое однозначно толковалось как насильственный акт и не могло быть осуществлено без принуждения, даже если евангелисты и пытаются это утаить. Также и приветствие Иисуса как Сына Давидова, призванного восстановить его царство, было якобы политическим событием, а распятие Иисуса римлянами под обвинительной табличкой «Царь иудейский» окончательно доказывает, что Он был революционером, зелотом и был казнен именно как зелот.