Наш путь был короток, однако пролегал через небольшое болото. Старец, шествующий передо мной, вероятно, прекрасно знал эти места, ибо его стопы опирались исключительно на возвышающиеся над вязкой жидкостью островки суши. Я же несколько раз оказалась по пояс в зловонной жиже, что, впрочем, немного согрело меня, ибо, кажется, она еще не рассталась с теплотой, полученной от недавно освещавшего ее солнечного света. На другом же берегу трясины, чуть в отдалении, на расстоянии примерно сорока шагов расположился овраг, поверхность которого была устлана многолетними слоями сухой листвы, среди которых сторожевыми башнями вздымались витиеватые корни деревьев. Именно там располагалась хижина отшельника. Ее вид соответствовал форме окружности, а стены были сооружены из древесных прутьев и глины. Крыша пристанища состояла из лесного хвороста, усыпанного листвой. Помимо этого, в кровле, как оказалось, было сооружено отверстие, из которого надлежало исходить испарениям, рожденным очагом, располагающимся в недрах постройки…

Я буду честна, если замечу, что это место имело необыкновенную атмосферу: атмосферу безмятежности и необычного спокойствия. Мои опасения, связанные с моей собственной жизнью или же неверностью моих решений, сразу же обратились в прах – подобно тому, как у воинов исчезает страх, когда они видят высоко поднятое в небеса знамя своей почти побежденной армии и находят в себе новые силы к сопротивлению.

Едва переступив порог, я услышала шорох у правой стороны хижины и, устремив взор туда, узрела белоснежного волка, чья шерсть была глаже шелка и роскошнее самого искусного гобелена, что висят в тронных залах монархов, правивших городами давно павших империй. Животное молча смотрело на меня странным взглядом, в котором, однако, я заметила своеобразное дружелюбие. Затем оно медленно поднялось и неспешно прошествовало прочь.

Я не смогла отказать себе в удовольствии внимательно изучить убранство хижины. Оставалось только дивиться тому, как много настенных полок могло вмещать столь небольшое пространство. Чего только не было на них – от различной утвари, необходимой в хозяйстве, до загадочных разноцветных фигур и статуэток, которые христиане именуют не иначе как идолами. Казалось, что от сих изваяний – изображающих различных чудовищ, порой многоруких, а иногда и крылатых – исходила некая энергия, и я не ведала, как к ней относиться.

Пол пристанища был всецело земляной. Он так же был укрыт вездесущими сухими листьями, слои которых образовали такую плотность, что походили на причудливый ковер. Можно упомянуть и об очаге, возведенном посередине сооружения, границы которого были аккуратно выложены небольшими камнями. Сердце сего пространства источало живительный жар, а едва видимый дым, рождавшийся в его недрах, уходил прочь в отверстие кровли.

В противоположном от меня углу располагалось подобие стола. Его столешница, опирающаяся на небольшие искривленные ножки, едва достигала уровня колен. Поэтому рядом не было ни стула, ни лавки – у стола надлежало прилечь на невзрачное ложе, укрытое соломенной подстилкой, приняв позу подобную той, что принимали древние за трапезой… К слову на столе уже стояли два блюда с рыбной похлебкой, лежали ломти свежего хлеба и два красных яблока. Стоило лишь посмотреть на них, как чувство голода усилилось многократно. Сомнений не было – этот человек действительно ждал меня.

– Надеюсь, вас не огорчит моя скромная трапеза, – задумчиво проговорил хозяин хижины, прошествовав к одной из настенных полок с бронзовыми крючками, дабы повесить на него свое просторное одеяние.