Леонард усмехнулся, мимика была дерганной, как у приговоренного к смерти.

– А чего нет-то? Думаешь, только тебе прикольно парням лизать? Я тоже хочу.

Я скривилась. Нет, то что у Леонарда гнилая сущность, я знала. Позади зарычал лев, и тот отклонился подальше от оскаленной, хватающей воздух клыками, пасти.

– Ладно, все! Я их шантажировал.

– Шантажировал? – переспросила я. – Чем?

– Ты что, меня осуждаешь? Сама спелась со львами, дорогуша! Надолго хватило твоей верности? Да тобой, красавица… Помнишь, я к тебе приходил, как ты порвала с ними? Ты со мной говорить не захотела.

– Помню.

Я была подавлена после преждевременных родов. Но сразу поняла, что следователь-оборотень с хитрой улыбкой и удостоверением, только мне навредит. Можно уметь чувствовать не только оборотней, но и плохих людей.

Постойте… Шантажировать…

Я даже изменилась в лице.

– Чем ты их шантажировал?! – крикнула я.

Весь «Авалон» знал, что я была беременна. А затем ушла из клуба, без ребенка и уже без живота. Он что, думал, что мальчики убили мое дитя?

– Говори, – велел отец.

– Я нашел доказательства, – торопливо сказал Леонард, вновь покосившись назад. – Думал, это поможет карьере или карману, как повезет… Никто не знал, что с вами было, а я выяснил! Говорили много…

– Что ты узнал? – напряглась я. – Что про меня говорили?

– Что тебя там опоенную держали, насиловали… А другие, что ты сама с ними жила. А я узнал, что через несколько дней после твоего возвращения парни спустились на кухню «Авалона» и закрыли ее на ночь.

Он говорил, захлебываясь словами, я едва разбирала сумбурную речь.

– Что за бред ты несешь? При чем тут кухня?

Но я догадалась – не бред. Было страшно слушать продолжение.

– Бред, – он истерично рассмеялся. – Оливия! Ты жила там два года! В смене было трое человек, все работники кухни. Они заперли их и сожрали. А первого знаешь кого?

– Кондитера, – растерянно пробормотала я, чувствуя, что вот-вот хлопнусь в обморок.

Я ела миндальные пирожные накануне и мальчики об этом знали.

Леонард резко рассмеялся. Сейчас он напоминал сумасшедшего: глаза безумные, открытые живые эмоции, словно он прощается с жизнью.

– А я не дурак, – протянул он. – Совсем не дурак, драгоценная моя. Вот и решил, что неспроста. Сходил к тебе, людей поспрашивал, тачки ваши осмотрел. Ты знаешь, что за городом состав почвы другой? Концентрация металлов ниже, а удобрений больше, если пашня там… А еще вкрапления…

Мне показалось, что он не выдержал напряжения и сошел с ума. Что за околесицу он несет?

– Яблочки, иголочки… Оливия, я нашел ваше дерево и раскопал под ним правду. Именно с этим я к ним пришел.

Я пошатнулась, пытаясь схватиться за воздух. Я как будто стала невесомой. Только на нашей грешной земле невесомости нет, и я вот-вот упаду в траву и колючки.

Старший сын поддержал, крепко обхватив руками. Я вцепилась в него, как в спасательный круг – ноги подгибались, а каблуки подворачивались.

– Он забрал мою дочь! – закричала я.

– Успокойтесь, Оливия, – прошептал он, тепло и нежно. – Она на месте. Не волнуйтесь, дослушайте его.

Леонард захихикал, плечи мелко затряслись.

– Да, дослушай! Я ей помочь хочу, дуре… С этим я к ним пришел, Оливия. Говорю, берите меня на работу, не то растреплю всем. Зверь меня ногой к полу – и за глотку. Думал сожрет! Его брат остановил. Сказал, живой полезней дохлого.

Здесь не сходилось все, как в плохо поставленном спектакле. Поступок Зверя был логичнее. Для чего Руслану ублюдок, который разрыл могилу нашей дочери?

Лев обходил нас, хлеща хвостом, но нечистый на руку следак с вызовом смотрел на меня, не обращая на опасность внимания.